Настоящие мужики детей не бросают

Сашка, умывшись, ускакал в гостиную, а Нина, держа в руках полотенце, ждала, когда умоется муж.

— Сашка посмотрел спектакль? — поинтересовалась она.

— Нет, я успел его перехватить на входе, перехватить в том смысле, что… — смутившись, пробормотал Смирнов, едва не проговорившись, — словом, он сам не захотел идти на спектакль.

Нина насмешливо взглянула на Смирнова.

— А ты, оказывается, домашний деспот! Стоило мне поступить не по-твоему, отпустить ребенка на спектакль, и ты помчался как угорелый, чтобы снова все перевернуть по-своему! Неужели для тебя это так важно? — посерьезнела она.

— Да нет, конечно, просто сегодня особенный день, сама понимаешь. Мне не терпелось их побыстрее познакомить, только и всего. — Он улыбнулся: — Не сердись!

— Я понимаю.

Она прижалась к нему, он обнял за плечи, нежно коснулся своими губами ее губ, потом страстно поцеловал, да так, что Нина задрожала от сильного возбуждения, внезапно охватившего ее.

— Я люблю тебя! — прошептал он.

— Правда?

— Правдее не бывает. — Он куснул ее за нос, и она слабо вскрикнула.

Потом они все вместе сели за стол, выпили еще армянского коньячка, Эдик Юрочкин, услышав от спасенного им Сашки жуткий рассказ о том, как его хотели заставить полюбить американских родителей, проникся столь яростным гневом, что поклялся: не успокоится до тех пор, пока не посадит гнусного Ковальчука в тюрьму. Денис снова стал доказывать, что последнего элементарно наказать другим путем, и это будет для него полезнее.

— А вот самосуда не надо! — твердил Эдик.

Сан Саныч с Ниной не вмешивались в этот спор. Через полчаса, увидев, что Сашка клюет носом, она увела его подремать, прилегла с ним рядом и неожиданно для себя заснула. Допив коньяк, ушли и освободители. Смирнов, глотнув минералки, осторожно вошел в спальню, прилег на кровать с другой стороны, обняв одной рукой родного сына, и тоже уснул.

Они впервые спали спокойно и безмятежно, как обычно спят дети и глубокие старики, когда неотличим вечный сон от кратковременного, земного. Двое детей и двое взрослых медленно плыли в теплой сонной реке, и один миг этого течения был равен годам, а то и десятилетиям. Они сладко спали и вот-вот должны были проснуться.

Эпилог

Юрий Васильевич Ковальчук и не подозревал, чем закончится для него вечер. Он весь день провел в тягостных раздумьях, нарушив все свои планы и пытаясь понять, кто мог похитить ребенка, за передачу которого он уже получил десять тысяч долларов, половину всей суммы, и которую почти всю потратил на взятки, оформление бумаг, визы и авиабилеты. К концу вечера он, кажется, пришел к логическому выводу: это сделал бывший муженек Александры, всегда интересовавшийся своим сыном. Только он мог отыскать его. Других заинтересованных лиц попросту не было, а значит, надо лететь в Бронницы, пытать Александру, искать этого придурка. Он вдруг вспомнил одного из них, с длинным носом, и чуть не вскрикнул: «Да это же был он!»

Когда все прояснилось, Юрий Васильевич стал торопливо одеваться, продумывая всю стратегию дальнейших действий. Придется обо всем проинформировать Александру, сказать, что все мыслилось с одной целью: вырастить ребенка в здоровой и богатой семье, а потом, когда тот станет наследником, объявиться и сказать ху ис ху. Чем плохой план? Мальчик обнимет настоящую мать, прослезится, и таким образом их будущее обеспечено. И все благодаря одной операции. Последние десять тысяч они поделят пополам. Александра сама рассказывала, что родила без особых усилий, а значит, готова родить штук пятнадцать детей. Вот тебе и постоянный источник дохода. Хорошая мысль. Он надел дубленку. Зазвонил телефон. Не мобильный, городской, наверняка кто-то звонил матери, вечерний сеанс старческой трепотни, по вечерам она любила позлословить.

— Мам, телефон!

Старушка, узнав, что ребенка больше нет, вздохнула спокойно. Терпеть детей не могла. Мать не услышала его выкрик, и Юрий Васильевич сам снял трубку.

— Послушай, Ковальчук, с тобой говорят два бойца спецназа! Мы из тебя, сука, шашлык нарежем, если ты через два дня не уберешься из Москвы и никогда здесь больше не появишься! Мы не шутим, ибо все твои фокусы знаем: похищение мальчика из Анинского детдома и то, как ты собирался его продать в Америку, угрожая Саше отправить его снова к пьянице пожарнику. Официальным путем судить тебя бесполезно, ты, мразь, выскользнешь, в худшем случае за попытку похищения дадут два года условно. А душу ты мальчишке испоганил и чуть отцу жизнь не испортил. Так вот слушай! Мы объявляем тебе войну! Мы знаем твой адрес и адрес матери, номер твоей «вольво», дачу под Бронницами. Не уберешься через два дня, сначала спалим дачу, потом угоним и сбросим в овраг машину, сожжем твою квартиру и примемся за тебя, пока не упрячем в психушку или в дом инвалидов! Хочешь проверить?

— Послушайте, ребята! — начал было он, но трубку бросили.