Настоящие мужики детей не бросают

— Да, слушай! — спохватился он. — Покажи хоть фотографию Сашки, я даже не знаю, какой он сейчас!

— Ой, ты знаешь, она у меня одна-единственная, в портмоне, отдать не могу!

Она вытащила небольшой снимок, девять на двенадцать, показала бывшему супругу. Александра снялась с Сашкой, сидя на тахте, на фоне большого ковра, прижимая сына к себе, как куклу. С фотографии смотрел живой, чуть вихрастый мальчуган с длинным, смирновским носом, который его тем не менее совсем не портил, и с грустными, тоскующими глазами. У Сан Саныча сжалось сердце от этого взгляда.

— Это мы у подруги фотографировались! Он похож на тебя! Такие же глаза, грустные!.. Ну все, я побежала! Больше фоток нет, потому что мужей фотографов не попадалось! — Она громко рассмеялась.

Еще через мгновение она уехала, нежно поцеловала бывшего мужа в щеку, пожелав ему радостной встречи с сыном. Александра запретила себя провожать, ушла, но тотчас вернулась: чуть не увезла с собой ключи от квартиры.

— На этот раз все, не скучай!

Проводив ее, Смирнов прошел в комнату. Большая тахта, телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр. Открыл платяной шкаф, забитый платьями, костюмчиками, джинсами, шубами. Столько красивых и дорогих вещей он еще не видел! Большая напольная ваза с крупными цветами. Сан Саныч сначала думал, что они искусственные, но, подойдя поближе, обнаружил, что цветы живые и даже пахнут.

На стене висела живописная картина, на которой Александра была изображена во весь рост в костюме для верховой езды девятнадцатого века и с кнутом в руках. Прядь огненно-рыжих волос выбивалась из-под шляпы. Наездница держала величественную, царскую осанку, но в глазах была разлита такая тоска, что Смирнов не мог оторвать взгляд от портрета. Если б увидел его раньше, то обязательно бы спросил, кто автор.

Он присел на тахту, пытаясь снова осмыслить всю ситуацию. Раньше он думал, что Кугель не давал телефон Александры, потому что она этого не хотела: мучилась стыдом, раскаянием, чем угодно, но не хотела с ним встречаться. Но ее сегодняшнее поведение свидетельствовало об обратном. Оказывается, она его ждала, по-своему его любит и готова отдать сына навсегда. Все так неожиданно, что он никак не может сосредоточиться. Да, завтра же отправится в Анино, заберет сына, они подружатся, он дождется Александру, а потом двинет в Нижнюю Курью. Может быть, они поедут все вместе, но его супруга долго в глуши не протянет, вернется в Москву, уедет в Голландию, а сын останется с ним.

Раньше бы такая перспектива его обрадовала, а теперь поселилась странная пустота в душе. Он вспомнил Сашу Смирнова, Нину, в чью жизнь он вторгся, подобно урагану. Как теперь быть с ними? Он же не может исчезнуть бесследно, словно его и не было. Мальчик к нему привязался, считает отцом, и Нина, кажется, не равнодушна. К тому же фотограф разбил и счастье Климова. Каким бы ни был капитан, злым, хвастливым, завистливым, но он по-своему любил Нину и имел серьезные намерения.

Сан Саныч вдруг проголодался, вернулся на кухню, сделал себе яичницу из пяти яиц с беконом и с жадностью всю съел. Это было вкусно. Смирнов открыл оливки, фаршированные анчоусами, и проглотил полбанки. Потом сделал себе еще два бутерброда с колбасой. И выпил залпом две рюмки крепкого кофейного ликера. Это немного вернуло его к жизни.

Набравшись храбрости, он позвонил Нине на работу. Но она была на переговорах. Сан Саныч перезвонил через полчаса. На этот раз Нина сама взяла трубку.

— Это я, Сан Саныч, — сказал он.

— Как вы? — обрадовалась Асеева. — Я ждала вашего звонка вчера.

— Там сложно было позвонить, у тетки, она рано ложится…

— Вы сейчас у нее?

— Нет, я в другом месте. А вы уже освободились?

— Да вроде бы, надо спросить у шефа…

— Хотите кофейного ликера?

— Не отказалась бы.

— Приезжайте, я вас встречу.

— А вы где?

— Я на Чистых прудах.

— Правда?! — неожиданно воскликнула она. — А я на Мясницкой! Это совсем рядом! А что вы там делаете?

— Приезжайте, я все расскажу! Хотите я вас встречу?

— Нет, я хорошо знаю этот район, я провела на Чистых все детство и юность! Записываю адрес!

Он продиктовал его, положил трубку. Сан Саныча бил озноб, его трясло, словно он в первый раз за всю жизнь собрался изменить своей жене, но не представлял, как это сделать.

9