— Ты че, начальник, я с мокрухой не вяжусь! — повторял он. — На хрен мне этого пацана мочить, сам подумай?! Я же не лох! Ну стукнули мы капитана, в лес оттащили, но ведь не убили! А этого-то чего пером расписывать? Он пацан. Припугнули его, и хватит!
Гена не врал. С капитаном вроде распутали, но выплыл Власов.
Позвонил судмедэксперт, сказал, что почерк раны такой же, как у зарезанных раньше детей. И бритва та же. Это уже кое-что. Надо идти знакомиться с Сережей. Что-то сильно забурлило вокруг него. Но сегодня тридцать первое декабря, и в этом году они маньяка не возьмут, тут без вопросов. Плакал его орден и четвертая звездочка на погонах. Она, может быть, и появится, но не скоро.
В отделе уже собрались выпить по стопарю и бежать по домам. Везде всех ждали жены и дети, а Кравцу и двигать некуда. Он мог, конечно, пойти праздновать к любому из ребят, те все поймут, но не хотелось выносить сор из избы и ловить на себе сочувственные взгляды. Он заедет сначала к Тольке в больницу, поздравит друга кефиром с горячими чебуреками. Климов любит чебуреки. А старлей потом возьмет бутылку водки, кусок мяса, поджарит его, выпьет в полночь за наступивший Новый год и посмотрит телевизор.
Они не успели сесть за стол, как заявился сам Климов. Он был уже без повязки на голове, вихрастый, с горящими глазами.
— Что, опять за бутылку? А сколько преступников по Москве шастает?! Не очистили столицу к празднику? Не справились без меня?!
Они все обнялись с Климовым, налили и ему стопарик, но сыщик замахал руками:
— Нет-нет, братцы! Я выторговал у эскулапов выпить всего сто пятьдесят граммов в честь Нового года, но сделаю это за праздничным столом и в миг боя курантов! А сейчас разрешите водички!
Он налил себе тоника, подсел к старлею.
— Спасибо тебе! — Он крепко пожал руку приятелю. — Я твой должник! Встретил в коридоре полковника, тот рассказал, что ты взял обоих сволочуг, и об убийстве Паши. Ты думаешь, кто-то из них?
— Не похоже. Нет у Власова мотива. Паша был слабаком, ты же знаешь. Эти урки его припугнули, и тот какое-то время молчал бы. — Старший лейтенант вытащил мобильный, передал другу. — Держи! Работает!
— О, класс! А я в больнице загибался без него! — радостно воскликнул оперативник.
Кравец помедлил и возвратил капитану его пятьсот восемьдесят рублей.
— Ну, братцы! Спасибо всем! Налейте пять граммов, не больше! — Климов просиял, в глазах сверкнула слезинка, ему налили на донышко водки, он поднялся. — Друзья, черт с ним, со здоровьем! Я хочу выпить за всех вас, кто в этот трудный для меня час подставил дружеское плечо и выручил меня, спас от позора, вернул не только моего «макарова», мобильный, но даже и деньги, что под Новый год, сами понимаете, очень важно! За вас!
Он выпил, запил тоником, снова повернулся к другу:
— Тогда, выходит, Сереженька?
— Почерк его, да и бритва тоже, как заключил Силантьич.
— Ну что ж, после Нового года займемся этим клиентом вплотную. Ты где праздник справляешь?
— Не знаю еще.
— Как это не знаешь?! — удивился Климов. — А Надя где?
— Они в санаторий уехали.
— Молодцы! Тогда мы едем к Верке.
— Почему к Верке?
— Ты что! Тут такой шансон, она каждый день торчала у меня в больнице, кормила икрой и печеньем, какое-то американское лекарство достала, ускоряющее курс лечения и восстановление памяти, так я, как видишь, на своих двоих и готов приступить. Правда, еще больничный, и на процедуры надо будет ездить, и таблетки пить, и с водкой некоторые трудности, но такой был устроен шарман-вниман, что я чебуреки уже не ем, от них у меня, оказывается, изжога…
— Неужели?
— Да-да! Они хрен знает на чем их жарят, на маргарине, на сале, а желудок у меня один, и он не вечен, гвозди растворять не в состоянии. Так говорит Верка, и я ей верю! Словом, так, она уже шустрит у плиты, мы отовариваемся горючим и едем к ней! Слушай, так тебе же бабу надо! — Он хлопнул себя по лбу. — Все, звоню Верке, она садится на телефон и какую-нибудь девчонку тебе выпишет на вечерок! Не возражаешь?
— Подожди!
— Чего ждать? Время — шестой час, ты думаешь, они сидят и ждут, когда их позовут в гости?!
— Я сам кое-кому позвоню. Одолжи мобильный!
— Кому ты позвонишь? — нахмурился Климов. — Ты что, клеишься к бабам?
— Я знаю кому.
Кравец взял телефон, вышел в другую комнату, позвонил Лиде. Он обещал ей сообщить об аресте второго охранника и о том, что на запись разговора с ней оперативник, раскалывая Гену, не ссылался, дабы она не волновалась. На другом конце провода долго не поднимали трубку. И все-таки он дождался.
— Все, чему следовало случиться, случилось, — едва она сняла трубку, сказал он. — Старший лейтенант Кравец. Вы одна?
— Да. Я спала.
— Я на вас не ссылался и не буду, так что ваше имя осталось незапятнанным, — усмехнулся сыщик. — Так вы не решили еще, где справляете Новый год?
— Пока нет.
— Не хотите со мной поехать к моему приятелю?
Она замялась. Было слышно, как продавщица поднялась, чиркнула спичкой, закурила.