Настоящие мужики детей не бросают

Телефоны у министерских чиновников молчали, а домашний номер заместителя начальника управления нигде не давали, и связаться с тем, чьим знакомством бравировал похититель его сына, Смирнов не мог. Имя и фамилию важной дамы из московской мэрии, ее тоже называл «вальяжный», Могилевский так и не вспомнил. Впрочем, может быть, и намеренно, по какой-то причине вдруг не захотев вмешиваться в эту историю. Последний их разговор получился формальным и натянутым. Скорее всего, странное поведение Сан Саныча возбудило у Петра Казимировича некоторые подозрения. Похвально, что молодой отец пытается сам найти собственного сына. Однако, казалось бы, чего проще: подать заявление о похищении ребенка, когда есть живой свидетель и готов даже портрет похитителя. Но этот странный визитер Смирнов этого почему-то не делает. В чем причина? Тем более он корреспондент «Известий». Да власти в лепешку расшибутся, а помогут в таком вопросе. Почему же беспокойство только на словах, а не подтверждается поступками? Может быть, самому фотокору есть что скрывать от органов внутренних дел? Вот ведь как наверняка размышлял про себя директор детдома и задавал себе естественный вопрос: кому я помогаю? Отцу или подозрительному лицу, который выдает себя за родителя?

Все эти мысли терзали Сан Саныча, а он ничего не мог изменить. Несколько раз даже возникала шальная идея: позвонить Климову и обратиться за помощью. Капитан вроде бы мужик нормальный и в то, что Смирнов маньяк, вряд ли всерьез верит. Но сыщик обязательно спросит о Нине, и тут никаких утешительных новостей не последует. А самим звонком фотограф только вызовет огонь на себя. Теперь есть деньги, можно нанять частного сыщика, но чек оплатят только после десятого, да и вряд ли какое-нибудь сыскное частное агентство работает в эти дни. Александра застряла в Японии. Все одно к одному. Судьба оказывает ему покровительство в делах, но не хочет даже думать о его душевных тревогах. Древние в таких случаях приносили богатые жертвоприношения, и боги участливо вникали в людские трудности. Если б фотограф знал, кому, где и что надо преподнести, он бы не пожалел денег.

За завтраком Нина напомнила, что они сегодня едут в гости к ее матери, Наталье Михайловне. Но перед тем как собираться, Сан Саныч, все еще помня о вчерашней новогодней ссоре, деликатно спросил:

— Может, мне не стоит пока?

— Почему?

Нина тотчас напряглась, встревожилась, глаза похолодели, и тут же возникло отчужденное выражение лица. Он мгновенно взял ее за руку, улыбнулся.

— Нет-нет, я бы хотел поехать! Просто… — Смирнов с нежностью посмотрел на нее. — Мы с тобой хоть и помирились, но утвердительного ответа на мое предложение руки и сердца я так и не услышал, — мягко проговорил он. — И в каком качестве ты меня представишь своей маме, учитывая, что Саша при бабушке назовет меня папой?

— Я представлю тебя в качестве Сан Саныча. Моя мать нормальная женщина и лишних вопросов задавать не станет. Что тебя еще волнует? Ты хочешь услышать утвердительный ответ? — глядя на него, загадочно спросила Нина.

— Мне кажется, определенность всегда лучше. — Фотограф помедлил и добавил: — Любая.

— Ладно, поехали, а то я снова наговорю тебе такого, что назад просто не выберемся!

Она одела Сашу, вытолкала его на лестничную площадку, попросив вызвать лифт, и, едва они остались одни, Нина прижалась к нему и прошептала:

— Дай мне еще немного времени! Я должна привыкнуть к тебе, узнать поближе, ведь мы знакомы всего несколько дней. Я и без того совершаю сумасшедшие поступки, но эти дикие скорости все же не по мне. Я вдруг обнаружила в себе старорежимную советскую психологию. Нет, это не значит, что мне потребуется, как когда-то моим родителям, три года, чтобы узнать тебя. Надеюсь, это свершится гораздо быстрее. Давай считать, что я последний подранок развитого социализма! — Она рассмеялась и с нежностью посмотрела на него.

Наталья Михайловна, седоватая, нарумяненная старушка, с живыми блестящими глазками, изображавшая милую светскую даму, казалось, была осведомлена обо всем и никаких вопросов об их взаимоотношениях не задавала. Она жила одна рядом с метро «Речной вокзал» в небольшой двухкомнатной квартире, милой, чистенькой, уютной, постоянно зазывая дочь на свои обеды по воскресеньям.

Отец Нины носил адмиральские погоны и был доктором исторических наук. Последние двадцать лет он служил сначала в Министерстве обороны, а потом преподавал в Академии Генштаба, и когда единственная дочка закончила институт, стала работать, вышла замуж, то родители скрепя сердце разменяли свою шикарную четырехкомнатную квартиру у Никитских ворот на две двухкомнатные в разных районах и завели эту традицию: семейные обеды по воскресеньям, куда Нина, как послушная дочь, постоянно приходила с мужем или подругой. Потом отец умер, мать осталась одна, но обеды не прекратились, причем каждый раз Наталья Михайловна придумывала новое меню, неожиданное, что требовало невероятных усилий.