Настоящие сказки

— Говорю, у вас Барби? А то там трехкомнатную квартиру дают... Но надо приходить с Барбями. Без Барбей не пускают. Там в газете о Барбях сказано... Вы нам не дадите на денек? Так измучилися, так измучилися... Сосед с топором бегает... В больнице лежала... Голову разбили мне... Все отобрали, что вы Игорьку дали... Если бы в кажной семье было по Барбям... Хвать, я в больницу попала, хвать, с работы уволили... Кольцо-то забрали за долги... А то нет у всех Барбей, не напасешься... А трехкомнатная квартира — суперприз...

Все, что говорила Шашка, было чистой правдой, но она говорила таким визгливым голосом, что дед Иван ничего не понял и подумал, что это пришли нищие, которые должны быстро выкрикнуть свою историю и быстро собрать деньги, прежде чем люди опомнятся, а сами на собранные деньги побегут пить и драться в свободное время топорами.

На слове «кольцо», правда, у Шашки промокли глаза, но лишь на мгновение.

Единственное, что показалось деду Ивану странным, это начало рассказа, обычно это был громкий вопль: «Мы сами люди не местные, мы сами люди беженцы» — и еще одно: женщину-то он не узнал, а вот парнишка показался ему очень даже знакомым.

— Чума, — сказал дед, — а Игорек откликнулся: «Ну».

— Нам хоть какую, — продолжала кричать Шура-Шашка, — хоть без головы, хоть без рук! Можем ее располовинить, если вы не верите, вам оставим одно, а себе возьмем иное.

Тут дед Иван всполошился.

— Вы меня извините, начал он. Но...

— И ты нас извини, если что не так, — перебила его Шура. — Но нам срочно надо. Да мы тебя знаем. Мы еще к тебе, дедуля, приезжали, что возьмем опекунство над тобой... Вспомнил?

Тут в ход пошел Игорек.

— Нам надо куклу, — сказал он сипло. — Ну, которую я тогда достал. Ну вот эту. Еще из гнезда-то, я лазил.

И он показал на Барби Машу.

— Эту я не могу, — быстро сказал дед и спрятал Барби за пазуху.

Пришедшие замешкались.

Они не ожидали такого отпора.

Они думали, что старичок все отдаст хорошим людям, тем более что кукла-то нужна ненадолго.

— На один день! — закричала Шурка. — На единый день!

Они придвинулись к деду вплотную.

Шура-Шашка заходила со спины.

— Ну хоть без ног и без головы, — бормотала она, обнимая деда.

— Спасите, — негромко сказал дед. — Помогите.

Он сложил руки на груди крестом, как святой.

Собаки смущенно закашлялись — не залаяли, а именно поперхнулись.

Если бы они могли, они бы зарыдали, как рыдают дети, у которых разводятся родители.

О ужас! (Собаки зажмурились, и Дамка спрятала голову за спиной Тузика.)

Чума-Игорек полез деду за пазуху.

В этот момент слегка треснула дверь, собаки опомнились и бешено залаяли, и в квартиру свободно, как к себе домой, вошла телеведущая, бывшая ворона Валька-Валькирия, в сопровождении редакторши телевидения, которая заорала:

— Вот вам дед, вот вам вся мебель! И стулья, и табуретка!

Валька-ворона же увидела немую сцену — Чума-Игорек, взявший старика за воротник, и тетка с головой, как тыква, которая этого деда схватила сзади, и сказала:

— Во ястребки! То, что надо! Заберем их на передачу! Один к одному. Вали все кулем, потом разберем! Есть у них Барби?

— Есть, есть, — сказал мальчик Чума. — Вот у него.

И Чума для достоверности похлопал по дедовой рубашке.

Дед Иван стоял ни жив ни мертв.

— А, — сказала Валька, — я его знаю.

Собаки истошно лаяли на Вальку.

Она поднялась на цыпочки, замахала руками, как ворона, и гаркнула в ответ.

Собаки присели и замерли, закатывая в ужасе глаза.

Редакторша, растопырив локти, словно хозяйка на базаре, стала копошиться в домике, табуретку не нашла и ухватила скамейку, приготовленную дедом для игры на органчике.

Скамейка была прикреплена к органу намертво и не поддавалась.

Маша, сидящая у деда на груди, постаралась, чтобы клей застыл, как мрамор.

Пыхтя, редакторша вертелась так и сяк.

— Не получается, это одно целое, — застонала она.

— Берем все целое, — весело сказала Валька. — Там ребята отпилят. Все едем. Так. Езжайте, я сама дойду.

Тут же в форточке оказалась ворона, которая, треща перьями, протиснулась на волю и была такова — как грязная тряпка, пущенная хозяйкой в мужика и в полете размотавшаяся...

Души прекрасные порывы

Заботливо придерживая деда Ивана с двух сторон, Чума и Шашка повели его вниз.

Он шел как деревянный.

— Але! — раздался тихий голосок в наушнике у Маши. — Как слышите, прием! Радистка Кэт на проводе.

— Вас слышу, — отозвалась Маша.

— Меня положили в сейф и заперли, ничего не видно и не слышно.

— Я скоро там буду, — сказала Маша.

А на телевидении работа кипела: действительно, ассистенты поставили виселичку, положили клубок суровых ниток для связывания рук за спиной, поспорили при этом, Валькирия (она уже прилетела) кричала, что руки будут отрублены к тому моменту, когда надо будет вешать, а Сила Грязнов настаивал, что руки надо отрезать не до конца, чтобы обрубки оставались.

Сила Грязнов вообще развернулся во всю мощь и потребовал занавесить все черным, разжечь настоящий огонь, для себя велел принести маску Бэтмена и черный кожаный плащ.

Перед ним сияли любимые сорок экранов.