— Страшно, — эхом повторил он. — Ведь мы чудовища, да, Нарелин? Вы нормальные люди, а мы с Ради такие же чудовища, как они все? — Он отвёл глаза, всхлипнул. — Я тоже буду так убивать. Смогу? Но я не хочу этого!
— А ты не будешь, — вдруг пообещал Радал. — Я тебе не дам этого делать.
— Да ну, Каин, какие из вас чудовища, — махнул рукой Нарелин. — Вы совсем ещё дети, а космос большой. Звёздная пропасть без конца и края. Но её не нужно пугаться. Самое страшное внутри. Знаешь, что оно такое, самое страшное?
— Да, я понял, — неожиданно ответил Каин. — Самое страшное — это когда вот так.
Пространство вокруг едва заметно завибрировало, пошло тонкой рябью, откуда-то извне стали подниматься неразличимые поначалу, но потом всё явственнее и явственнее слышимые тени голосов: «А-а-а-а-а-а-а-а-а!» Пространство пришло в движение, и Нарелин почувствовал, что у него закладывает уши, увидел, как Клео пытается подойти к Каину, но его сметает на пол безжалостная волна вибрации.
— Каин, стой!!! — завопил Радал, подскочил к другу и тряханул его за плечи. — Как ты это сделал?
Каин не ответил.
— И что же это было? — осведомился Клео.
— Это была одна из самых неудачных попыток войти в Сеть, которую я видел в своей жизни. — Ниша, в которой спал Лин, открылась. Лин, отчаянно зевая, вылез наружу. Спал он, оказывается, в жилете с кармашками. — Каин, ты идиот. Больше так не делай. То есть ты не идиот, ты молодец, но всё равно не делай. Года два ещё не делай, хорошо?
— Какая скотина тут балуется диссонансными построениями? — возмущённо спросил из соседней ниши Пятый. — Мне дадут поспать в этой жизни?!
Клео предусмотрительно уселся в сторонке, подальше от мальчишек. Нарелин демонстративно возвёл глаза к потолку.
— И ведь что характерно, — с чувством сказал он, — так и не дали мне договорить. Так вот, Каин, слушай мораль и мотай на ус. Я в этой жизни всё-таки больше тебя повидал, хотя куда мне до этих сонных лентяев. Так вот. Самое страшное — это равнодушие. Когда оно поселится в тебе и всё станет тебе безразлично и ты сможешь смотреть на любые мерзости с ледяным спокойствием — вот тут-то и пиши пропало. Уяснил?
— Мучайся, но молча, — присовокупил Лин. — Не дай бог, кто узнает в таком «свободном мире», что ты живой человек и тебе тоже может быть страшно или больно. Пусть в тебе видят всё что угодно, а ты внутри будь тем, кто ты есть.
Они вышли в точке, которую указал при связи Сарин. На вопрос, что это за место, Лин равнодушно ответил, что понятия не имеет. Катер висел, впаянный в пространство, через его прозрачные стены можно было разглядеть тень гигантского газового облака, едва видного в сиянии огромного звёздного скопления. Каин и Радал немного успокоились, теперь они о чём-то тихо разговаривали, стоя у звёздного окна.
— Сейчас подойдёт дварх-крейсер, — сказал Пятый. — Ради, посмотри внимательно на них. Запомни.
— Арти сказал, что я должен попросить прощения, — вдруг вспомнил Радал. — Но как я это сделаю? Они же не понимают ничего.
— Значит, ты сделаешь это через несколько лет, — ответил Пятый, — когда они смогут тебя понять.
Дварх-крейсер ждать себя не заставил. Он выплыл из-за обреза «окна» — гигантская махина, более похожая на живое существо, чем на корабль — величественный, закрывший собою половину неба. Оба мальчишки даже вскрикнули от изумления, настолько эффектным было это зрелище.
— Гигантизм, — с оттенком недовольства произнёс Клео. — Впрочем, впечатляет. И даже устрашает, пожалуй.
— Приветствую! — раздался в катере знакомый голос Сарина. — Подводите машину, у нас крайне мало времени.
Через минуту несколько молодых людей в привычной и Сэфес, и Нарелину с Клео одежде с Оком Бездны на рукаве, уже вынимали из ниш безвольные тела, откуда-то раздался женский голос, спешно вызывающий Целителя Душ, кто-то знакомый по прежним годам весело спрашивал, как дела…
— Справитесь? — спросил Лин, наблюдая, как последнего человека несут чуть не на руках в крейсер. — В жизни такого не видели. То есть видели, но там изначально были не люди. А это… — Он горестно махнул рукой.
— Должны. Целители сказали, что сейчас их перевезут на Детскую Планету, — ответил Сарин. — Трудно сказать, сколько времени займёт восстановление, но вы были стопроцентно правы. Они наши, но даже говорить не умеют.
— И не смогут произнести Призыв, пока не осознают себя, — закончил Пятый. — Павел, а там ещё почти шестьсот человек осталось, тех, кого мы спасти права не имели. Понимаешь? Таких же, как эти.
Нарелин глядел на Сарина почти умоляюще. Вслух не говорил, но молчаливая просьба была бы ясна даже не эмпату: «Мы не имеем права, но вы-то можете. Орден ведь именно этим и известен, сделайте что-нибудь, помогите!»
«Действительно, Павел, — молчаливо вмешался Клео, — попробуйте разобраться. Шестьсот загубленных эмпатов — это даже не расточительство, это безумие. Только будьте осторожны и предусмотрительны. Иначе «свободные» и «разумные» всего лишь искалечат новых людей в попытке восполнить утраченное».