Настоящий джентльмен. Часть 1

Перед отъездом он принес эту легендарную гитару к нам домой и попросил ее оставить на время. Я, конечно, согласился. Время шло, гитара стояла в углу, потом стала мешать — квартира небольшая, — и я отвез ее к сестре, которая обзавелась тогда своим домом. Там ее повесили на стене на видном месте, показывали гостям.

Гости уважительно трогали экспонат, иные брали в руки, даже пытались играть, но богатырский инструмент не давался никому. Прижать к грифу пальцами 12 туго натянутых стальных струн оказывалось не под силу, как женихам Пенелопы не под силу было натянуть лук Одиссея.

Но так же, как Одиссей, вернувшийся из многолетних странствий в Итаку, с легкостью пустил стрелу сквозь двенадцать колец, так и БГ, через несколько лет вновь взявший свою 12-струнку, заиграл на ней непринужденно переливчатыми аккордами.

Тогда же БГ забрал гитару и выставил ее на аукцион. Имена покупателей он не разглашает, но в приватной беседе озвучил мне вырученную сумму. Десять тысяч долларов.

«Англичанин хитрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину» — поется в русской народной песне «Дубинушка». Действительно, Англия была передовой технической державой еще со времен паровых машин и многостаночных текстильных мануфактур.

Первую линию метро в Лондоне открыли в 1863 году, когда в России только-только отменили крепостное право. Эти станции метро действуют до сих пор, и я, признаться, без крайней нужды стараюсь ими не пользоваться — узкие тоннели, убогая отделка, скверная вентиляция. Строительство подземного городского сообщения для середины XIX века было, несомненно, большим прорывом, но многого тогда учесть было просто невозможно. Передовое быстро устарело, а потом превратилось в антиквариат. Англия стала жертвой собственного технического прогресса.

Нечто подобное произошло сто лет спустя в студиях звукозаписи. Первые многодорожечные магнитофоны, ревербераторы и микшерские пульты позволяли звуковым продюсером создавать звучание, завораживавшее мир, но это оборудование быстро устаревало. Владельцы студий старались, конечно, не отставать от времени, но неизбежно становились заложниками своего аппаратного «винтажа».

Российские звукостудии, возникшие после 1991 года, напротив, комплектовались новейшей аппаратурой, купленной на шальные новорусские деньги. В такой студии посетителям непременно с гордостью демонстрировали какой-нибудь золотой микрофон, каких на всем белом свете по пальцам перечесть, или микшерский пульт размером с морской катер, утыканный сотнями ручек, движков и разноцветных лампочек.

— Отчего ты не записываешься в России? — спросил я как-то у Бориса. — У вас там такие технические возможности!

— Да, возможности есть, — согласился он, — но есть еще люди, которые всем этим управляют. Они совершенно точно знают, как надо писать, какой вам нужен звук и микс. Объяснить им свои еще не совсем сформировавшиеся идеи никогда не получается. Результат — предсказуемое звучание, то, что уже было не раз. Английский звукотехник, который колдует на своем подчас устаревшем оборудовании, готов слушать твои сбивчивые пожелания, пробовать то или это до тех пор, пока не удастся получить желаемое, поймать звук, живший в воображении. Поэтому я записываюсь только здесь.

Вопрос — что записывать? Процесс сочинения у Бориса идет непрерывно, как сама жизнь, можно сказать, что для БГ он и есть жизнь. Родившиеся песни он потихоньку выпускал в свет — сначала на домашних посиделках с друзьями, внимательно следя за произведенным впечатлением. Так получилось, что в нашей садовой квартирке в Кэмдене Борис появлялся в каждый свой приезд в Лондон, охотно пел новое.

Помню, в детстве в нашем дворе на всякое критическое замечание тебе горячо возражали — а ты так можешь? Слушая Бориса, я примерял к себе этот дворовый принцип и часто приходил к выводу — нет, так я точно не могу. В каждом альбоме непременно были две или три песни с неожиданными образами, заставлявшими встрепенуться.

Черный ветер гудит над мостами,
Черной гарью покрыта земля.
Незнакомые смотрят волками,
И один из них, может быть, я.
Моя жизнь дребезжит, как дрезина,
А могла бы лететь мотыльком;
Моя смерть ездит в черной машине
С голубым огоньком.
Не корите меня за ухарство,
Не стыдите разбитым лицом.
Я хотел бы венчаться на царство
Или просто ходить под венцом.
Но не купишь судьбы в магазине,
Не прижжешь ей хвоста угольком;
Моя смерть ездит в черной машине
С голубым огоньком.