Печально улыбнувшись, я смог выдавить из себя куда более радостные и позитивные эмоции. Не хотелось портить им настроение ещё больше.
Зайдя на кухню, первое, что мне попалось на глаза — это куча газет и мусорных пакетов, на скотч приклеенных к стенам, закрывающих дыру.
Все ходили в уличной обуви, а под ногами то и дело попадались крошки бетона и куски кухонных полок. Побитая посуда, переломанная микроволновка и помятый телевизор, что раньше стоял на холодильнике.
Вместо старого обеденного стола сейчас был поставлен гостевой, который раньше доставали на праздники. А любимая мамина скатерть торчала из мусорки, она была вся в проплешинах и следах копоти.
-Дорогой, сынок...
Прервав мои размышления, мама накинулась на меня с объятьями. Привычные слёзы из радости и выплеснутого волнения. Но они были даже приятны. Аккуратно приобняв её за спину, ласково сжимаю с объятиях, вдыхая аромат её волос, пропахших едой.
«Как в детстве».
Мелькнула у меня в голове шальная мысль, после которой я потёрся о макушку матери щекой, а её хватка в ответ стала лишь крепче.
-Решил тут заскочить к вам, узнать, как дела. Да и помочь с переездом.
-Конечно, конечно. Но пока садись лучше, я сейчас ещё приготовлю!
Ловко утерев выступившие слёзы в уголках глаз, мама метнулась обратно к плите, не слушая моих протестов.
«Ладно, можно и перекусить... Даже не помню, когда нормально ел за последнюю неделю».
***
Проводив взглядом машину родителей, которая свернула за угол и понесла их за пределы разрушенного города, по одной из немногочисленных безопасных дорог, вытаскиваю сигареты из кармана.
На душе было как-то пустовато и одиноко. Непривычно было понимать, что родители уезжают на другой конец материка, надеясь оказаться подальше от столь опасного места.
Но самое печальное, что в момент прощания мать дала волю эмоциям. Она ругала меня, бранила, умоляла и просила прекратить всё это, убеждая, что её материнское сердце чувствует, что ничем хорошим для меня это не кончится.
Стоило её словам прозвучать, как я сразу вспомнил своё отражение в зеркале.
-Скорее всего, ты права...
Подкурив, затягиваюсь противным дымом, который в этот раз не принёс успокоения, а даже наоборот, разозлили ещё сильнее. Хорошо, что я не ответил ей, так бы было ещё тяжелее, как будто нынешней меланхолии мало.
И вот я стою на разрушенных улицах Нью-Йорка и наблюдаю, как машина моих родителей уходит вдаль, превращаясь в маленькую точку среди пепла и разрухи. Их силуэты исчезают за горизонтом, оставляя одну только тишину, которая кажется ненормально шумной в этом опустошённом городе. Сердце сжимается, когда я вспоминаю последние слова матери:
«Такая жизнь не доведёт тебя до добра».
Эти слова как шипы в моем мозгу, острые и безжалостные. Я снова и снова прокручиваю их, словно застрявшую пленку. Она была права, конечно.
Я не могу отрицать, что в этом мире есть мрак и порок, которые плетут свои сети вокруг меня, но как же больно слышать это из её уст. Как же тяжело принимать простую истину, что набатом бьётся в голове.
Я пытаюсь понять, что со мной не так. Почему меня терзает злость и беспокойство? Я не из тех, кто боится столкнуться с реальностью. Каждое утро я вижу, как мир погружается в хаос, и моя миссия — более чем просто справедливость. Это необходимость. Но вот эти слова, они проникают глубже, чем все удары и все страдания, которые я видел и перенёс.
Может, она боится за меня? За того, кто выбрал этот путь? Но в этом нет ничего страшного, не так ли? Я не могу позволить своим родителям вмешиваться в мой выбор. Я — Роршах. Это имя для всех, кто не понимает, как выглядит настоящая правда. Я вижу чудовищ, они везде, и я обязан сражаться с ними. Но чем больше я думаю о её словах, тем более они кажутся прогрессивными, как бы я ни хотел отвергнуть их.
-Конечно, боится, придурок...
Мне было не узнать собственный голос. Хриплый, надломленный, но не ранами или усталостью, а собственной судьбой.
Каждая крошка разума, что я бережно собирал, рушится под натиском этих мыслей. Опасность в реальности, в том, что я делаю. Она существует. Эта жизнь может действительно не довести меня до добра. Я постоянно на краю, и это знание, словно тень, следует за мной. Но... что-то не так. Я не могу позволить этому осуждению меня сломить.
Я смотрю на последние следы семьи, растворяющиеся в пыли, и ловлю себя на мысли, что, возможно, я сам принёс им эту тьму. Может, именно я — тот, кто запустил этот цикл разрушений?
Но нет, я не мог быть ответственным. Я выбрал стоять на страже, на линии фронта против злодейства. Если я сверну, кто тогда станет на защиту? Старк? Роджерс? Или может Ксавье? Каждый из них делает это пристрастно. Каждый всегда становится перед выбором, где на одной грани их совесть и убеждения, а на другой людские жизни.
Они не смогут, по отдельности так точно... Но и вместе тоже... Мы все прекрасно видели, чем это закончилось.
«Нет... Они не смогут сделать то, что порой должно быть сделано».