Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?

Зачем? В этом произведении мне не нужен лирический герой, как у некоторых сошедших со сцены политиков (хотя в телепередачах их и представляют как политиков), мне не нужны иносказательность и завуалированность, поскольку книга эта написана не по горячим следам недавних событий и перемен в коридорах московской власти. Она родилась более 8 лет назад, но опубликовать ее не было никакой возможности, о чем, конечно, расскажу, но чуть позже.

Я счастливый автор. Мне ничего не надо придумывать или выдумывать, не надо себя разрисовывать розовыми, а всех прочих черными или, на худой конец, коричневыми красками. За те 20 лет, что проработал в столичной печати, и за 15 лет дружбы с Ю. Лужковым я накопил достаточно знаний и опыта, достаточно видел и слышал, чтобы иметь собственное мнение о процессах и явлениях, совершающихся в моем любимом городе, и мне ничуточки не стыдно и не боязно за то, что я его имею. Тем более что я не замарался властью. И, по моему мнению, гидра бюрократии разрослась по двум причинам. Во-первых, из желания больших чиновников «порадеть родному человечку». Кто может сегодня сказать, сколько при министерствах и департаментах родилось всяких фондов, центров, институтов, агентств, контор с самыми замысловатыми названиями и с еще более замысловатыми и никому не понятными функциями. А печатных СМИ?

Задачи, функции и цели непонятны, а денежки идут. А. Кудрин, «лучший министр финансов всех времен» объявил: за три года сократим аппарат управления на 20 процентов. Как будто мы не знаем или кто-то не знает, что сначала сократят вакансии, потом уборщиц, потом ночных сторожей и на этом все закончится. А уж если дело дойдет до секвестра какой-либо лишней в звене управления конторы, то вместо нее тут же на теле гидры вырастут две новые. А то и три.

Во-вторых, рост чиновного серого люда обусловлен все той же боязнью принимать решения. Чем больше звеньев, тем дольше процесс исполнения, тем увереннее чувствует себя самый большой начальник. На любой бумаге он может начертать в углу резолюцию: «Иванову (Петрову, Сидорову и пр.). Прошу ваши предложения. Срок …» И подпись.

И пусть Иванов-Петров-Сидоров парятся. Но они ведь и не подумают. Они пустят бумагу вниз по струне и дойдет она, как миленькая, до самого жалкого клерка, которого и знать-то в лицо вышестоящий начальник не знает, да и не хочет.

В качестве примера привожу подлинник поручения Ю. Лужкова своим «низам» по поводу события, которое, как установило позже следствие, не имело места быть. И это только одна страница из четырех!

А вы говорите сократить…

Приходилось читать, что Ресин-де устал носить чужую кепку и чужой портфель и давно готов был подвинуть своего неуемного и не сдающегося шефа. И, судя по довольно резким выпадам в адрес прежних решений Ю. Лужкова в первые же не то чтобы дни, а даже и минуты, своего звездного часа, можно бы было с таким мнением согласиться. Отмена принятых Ю. Лужковым решений по застройке Боровицкого холма, освоению подземного пространства под Пушкинской площадью, встреча с общественниками – защитниками старой Москвы, наконец, вызывающе дерзкое вступление в «Единую Россию» давало также основания аналитикам предположить, что главный застройщик Москвы не прочь стать ее главным начальником.

Однако мало кто знает, что товарищ Ресин и сам по себе на московской иерархии власти фигура весьма значительная. Непросто значительная, а в некоторых вопросах еще более влиятельная, чем сам мэр. Кто внимателен, тот должен был заметить, что В. Ресин очень редко сопровождал мэра в его субботних объезд-шоу объектов. По этой части у него была всегда своя программа и собственный план объездов, которые, правда, не сопровождались таким количеством фотовспышек и телекамер, как шоу мэра. Здесь заместитель выглядит гораздо рациональнее своего начальника.

Об их взаимоотношениях В. Ресин рассказал однажды в интервью газете «Тверская,13», которое называлось «Лужков сегодня – больше, чем москвич»:

– Юрий Михайлович не только может генерировать идеи, не только может спрашивать, но, когда надо, может засучить рукава и активно внедрять собственные идеи. Я говорю это не из желания похвалить или из подхалимажа. Согласитесь, я уже вышел из того возраста, когда это было нужно, да и мое общественное положение не то…

– Между тем, – говорит корреспондент, – у вас вроде были какие-то трения с Лужковым…

– У нас никогда не было трений. Он с меня требовал и требует, а я исполнял и исполняю. Я вхожу к нему в кабинет со своим мнением, а выхожу – с его.

– А это не стыдно? И вы не чувствуете какого-либо ущемления самолюбия от этого?

– Нет. Наоборот, чувствую доверие к себе, которое я обязан оправдать. Я член команды и всегда буду выполнять то, к чему призывают.

– Вам будет жаль, если, допустим, он выдвинется в президенты и его изберут?