На стенах висели грамоты в рамках и с печатями, свидетельствующие о том, что такому-то имярек присвоен высокий титул князя или графа. И на самом деле среди нареченных немало было известных фамилий, среди которых помню Жириновского и Лужкова.
Признаться, удивился. Зачем ему при полусотне почетных званий различных университетов и академий, в том числе и зарубежных, обремененному учеными степенями и регалиями, увенчанному не шутовскими, а настоящими колпаками солидных научных обществ, объединений и учреждений, эта, как мне показалось, совершенно бутафорская затея! Тем более что не мог он не знать, что это все фикция, а сама грамота – филькина. Но – повелся. Не только азартен, но и тщеславен, Парамоша…
– Так он же пролетарий, – говорю князю, разглядывая грамоту.
– Ну и что? Его заслуги перед обществом, перед москвичами, перед гражданами так значительны, что мы решили присвоить ему этот титул. (По-моему, не князя, а графа. Точно не помню, врать не буду. Скажу лишь, что графский титул дороже.)
– Я спрашивал знающих людей. Все в один голос утверждают, что правом наделять титулами обладает только государь император. В нашем случае – наследник престола. Кроме того, в Европе полно организаций, подобных вашей. Они что, тоже раздают титулы?
– Раздают. Но они не имеют права. Только мы уполномочены Домом Романовых, и в уставе у нас это записано!
– Да в уставе можно записать все что угодно, я сам сочинил уже не один устав, знаю, что это такое.
– Это беспредметный разговор. Давайте перейдем к делу.
– Давайте.
– Я предлагаю вам приобрести поначалу княжеский титул с последующим превращением его в графский. Хорошо звучит – «его сиятельство граф Михаил Александрович Полятыкин!»
– Звучит действительно неплохо. Но ведь я не пролетарий даже, я – крестьянин. Какой из меня граф? Я и вилку держать не умею.
– Научитесь, не боги горшки обжигают. Отправим вас в Париж, там наши люди помогут вам адаптироваться среди этого общества.
– Я, конечно, вам искренне признателен, но пока не готов принять высокое достоинство. Побуду еще какое-то время крестьянином. А как только внутренне созрею – сразу к вам, – откланялся я.
Надеюсь, что Ю. Лужков с присвоением высокого титула забыл свои замашки «дуче», как называли его когда-то периферийные сотрудники «Химавтоматики» за диктаторский стиль руководства и поведения, перестал поедать голыми руками деликатесы с бумаги в гостиничных номерах и в присутствии замерших в почтении чиновников.
Я не психиатр, но могу предположить, что именно отказ от спиртного превратил бывшего «рубаху-парня», душу любой компании в неуправляемого начальника-монстра, которому все позволено. Быть постоянно нацеленным на карьеру, на достижение результата любой ценой очень даже непросто и очень для психики накладно. Но у Ю. Лужкова цель всегда оправдывает средства. И как умный человек он не может не понимать, что достижение цели безнравственными, преступными средствами, с помощью всепроникающей коррупции, взяточничества и цементирования бюрократического аппарата с его полным, безоговорочным, лакейским подчинением себе любимому не может не отразиться на внутренней сущности, не может не способствовать потере человеческого лица и морального стержня тем, для кого хороши все средства и методы в достижении цели. Даже если она и благая. Или кажется таковой.
Выход энергии, снятие стресса необходимы каждому нормальному человеку, а работающему в режиме перпетуум-мобиле, как Ю. Лужков, особенно. Возможно, именно грубость по отношению к подчиненным спасает его от стрессов.
Вот что он сам говорит по этому поводу:
– Я не могу принять по отношению к себе определение «конфликтный». И жесткость, и конфликтность в характере присутствуют. Однако конфликтую я исключительно в интересах дела, которому служу и которое стараюсь по мере моих сил делать добросовестно. Я не думаю о том, как выгляжу в тот или иной момент на работе, не забочусь о последствиях того или иного шага, если вижу препятствия на пути к цели. Для меня дисциплина исполнения – основа действия, основа продвижения на любом направлении. Принципиально для меня – сделал или не сделал, а молишься ты в православном храме или посещаешь мечеть – для меня безразлично, – подчеркивает он.
Пора, однако, вернуться и к нашим баранам – эпизоду со спиртным.
Было около одиннадцати утра, когда я приехал в дом на Тверской, 13, и почти сразу был принят, поскольку до того встреча не раз откладывалась, переносилась и отступать было некуда – речь шла о беседе, которая должна была послужить дополнительным материалом для одной из глав моей книги «Тореро в кресле мэра».
Ю. Лужков сразу пригласил в комнату отдыха, где стоял наготове электросамовар, чашки, наструганные во множестве бутерброды на любой вкус – лет несколько назад был только один вид – с колбасой. Пока мы разогревались, пока я готовил хозяина подсобки к откровенности в интервью, пришел В. Ресин. Увидев кипящий самовар и накрытый стол, присвистнул.
– Вот это закуска…
На что я быстро отреагировал:
– Да кто ж нальет-то…
– А ты будешь? – спросил хозяин.