Увидев, что я держу на столе включенный диктофон, служитель или охранник, или хрен его знает кто, подлетел ко мне соколом и чуть ли не за рукав стал вытаскивать из-за стола, где вели переговоры высокие договаривающиеся стороны. Я едва сдержался, чтобы не двинуть ему локтем в бок, понимая, что присутствую при важном событии. И хотя тогда ближнее зарубежье не воспринималось как настоящие иностранные государства, тем не менее.
Г. Алиев выразил сожаление по поводу продолжающейся войны с Арменией и посетовал: армяне захватили 18 процентов территории Азербайджана. Ни одним словом не обмолвился он о том, что ожидает помощи от России в этом деликатном для политиков деле, а вот принявший делегацию несколькими часами позже С. Гусейнов, исполняющий обязанности премьер-министра республики, говорил об этом напрямую.
Взгляд у него жесткий, неискренний и требовательный: Москва обидела, значит, должна. Он, видно, никак не мог взять в толк, что есть две Москвы. Одна – это горожане, население, сложное хозяйство, с которым управляется местное правительство, и вторая – столица федерального государства.
С первой можно дружить, договариваться, торговать, обмениваться. Но требовать чего-либо от нее бесполезно – ничего не получится, ее обирают так же, как и прочих. Требовать следует с Москвы федеральной. А недавний вояка, занявший, как я понял из его поведения, явно не свое кресло, многого не понимал. Возможно, Г. Алиев именно по этой причине в конце концов убрал его и объявил сепаратистом – Восток, как известно из уст неумирающего героя, дело тонкое.
Кроме помощи в борьбе с Арменией С. Гусейнов потребовал вернуть Азербайджану деньги, потерянные республикой при обмене купюр, республика получила 4 миллиарда, а потребность у нее в несколько раз выше.
Ю. Лужков внимательно слушал, а когда начал говорить, я вспомнил про мэра Манагуа – картинка была похожей. Профессионал легко обходил острые углы любителя и, согласившись в конце концов с тем, что произведенный обмен денег есть мошенничество, добавил:
– Но вы ведь уже ввели свою валюту, так что денег теперь никто не даст. Речь можно вести только об обмене.
Не помню, где читал фразу «я мысленно ему зааплодировал», но со мной происходило именно это. И вообще в течение одного дня я наблюдал трех совершенно разных Лужковых. С Г. Алиевым он был сдержан, серьезен, не жестикулировал, не говорил лишних слов – только те, что должен был сказать именно здесь, в этом кабинете.
С женщиной, министром культуры или что-то в этом роде, был красноречив и почти галантен. Не преминул заметить, что слова приятной дамы звучат для него, как азербайджанская музыка, которую уважает. Причем настолько, что был бы гораздо беднее, если бы ее не было.
И, наконец, с Гусейновым выступал в паре опытный и сильный премьер-министр, который точно знает, чего хочет его правительство для своего народа и какими методами этого можно добиться.
За обедом выпили по крохотной рюмке азербайджанского, естественно, коньяку, а перед заключительной пресс-конференцией Г. Алиев водил нас по огромному правительственному дому, о котором я упоминал, и рассказывал всякие байки про тех руководителей партии и правительства, а также братских республик, которых пришлось ему встречать и принимать здесь в свое время.
Журналистам рассказали о достигнутых договоренностях, быстро ответили на все вопросы, от доморощенных до иностранных, и мы рванули в аэропорт.
Но не тут-то было. Хозяева решили преподнести напоследок сюрприз и провезли нас мимо аэропорта на берег Каспийского моря, чтобы мы почувствовали в полной мере, что такое город Баку. А может, как предположил кто-то из наших, действительно не готов был к вылету самолет.
Как бы то ни было, но РАФ привез нас на берег Каспия, когда уже порядком завечерело. На почти пустынном и довольно крутом берегу террасами стояли правительственные дачи – прежде руководителей-коммунистов, а теперь, естественно, демократов. Или тех, кто занимает руководящие кресла в республиканских органах власти.
Отлогий берег с отличным песком и раздевалками ждал нас. Но почти никто из делегации не был готов к такому повороту событий – плавки с собой захватили либо самые ушлые, либо те, кто постоянно в них ходит. Правда, полотенца откуда-то появились.
Делать было нечего, коль приехали, надо нырять. Можно бы и нагишом, да то тут, то там мелькали какие-то женские силуэты, и мы не решились – поплыли кто в чем: в семейных, футбольных, с цветочками трусах.
– Юрий Михайлович! – кричу. – А в какой стороне Турция? Раз уж мы здесь, надо использовать этот шанс.
– Какая Турция? – смеется. – Это же Каспийское море, а не Черное, – ответил он, плывя обыкновенными саженками, как, может, когда-то на Москве-реке.