В который раз за последнее время у меня сжалось сердце от нежности и жалости к этому мальчику, на пути которого только сейчас встретился настоящий мужчина (да, скромностью я не страдаю, ну и плевать). А ведь скорее всего всю его жизнь роль мужика в семье приходилось выполнять его матери. Очень сильно сомневаюсь, что те существа, что появлялись в их жизни, хоть чуточку тянули на эту роль.
Чему я, собственно, рад. Случись подобное, и у меня не было бы сейчас ни малейшего шанса.
— Соколов, рад тебя видеть.
У дверей, ведущих к раздевалкам, нас встретил ухмыляющийся мужик лет пятидесяти. Судя по спортивному костюму и свистку на шее, а также по тому взгляду, которым он меня окинул (он прямо-таки говорил: «Так вот ты какой… друг семьи…»), это и был знаменитый Валерий Аркадьевич.
Прищурившись, пытался понять, где я мог его видеть, но, как ни напрягал память, на ум ничего полезного не приходило. Но я точно где-то уже встречался с ним. Вопрос — где? И когда?
— Здравствуйте, Валерий Аркадьевич, — поздоровался малой, немного стушевавшись.
— Как мама? — посерьезнев, спросил мужчина.
— Идет на поправку, — ответил за Никиту, перетягивая внимание тренера на себя.
Тот вновь окинул меня оценивающим взглядом, кивнул каким-то своим мыслям и опять посмотрел на малого.
— Тренировка начнется через пятнадцать минут. Иди, переодевайся.
Мальчик обернулся и посмотрел на меня немного потерянным взглядом, отчего Аркадьич нахмурился, но я послал малому ободряющую улыбку и подтолкнул к дверям, также, как сделал ранее в больнице.
— Иди. И помни, о чем мы с тобой говорили.
Никита кивнул и скрылся за медленно закрывающимися дверями.
— Надеюсь, что вы говорили с ним не о том, что ему стоит бросить хоккей, потому что он — полный ноль, как это делал предыдущий хахаль его матери? — зло сощурившись, спросил тренер.
Скрипнув зубами при очередном упоминании этого мудака, прямо встретил взгляд мужчины и покачал головой.
— Нет, — отрезал. — Я сам занимался когда-то хоккеем. Видел, как Никита играет. Я считаю, что у него может быть будущее в хоккее, если он продолжит в том же духе.
— Согласен, — удовлетворенно крякнул Аркадьич, расслабляясь. — Конечно, пока еще слишком рано говорить. В конце концов, более понятно станет лет через пять, но у меня на него большие планы.
Мы немного помолчали. Я, на самом деле, не собирался общаться с тренером наедине. Передать из рук в руки Никитку — да, но обсуждать с ним дальнейшую судьбу мальчика считал не совсем правильным. У меня пока не было на это полного права. То, что я это самое право собирался получить всеми возможными способами, дела не меняло.
Решающими в данном случае будут все равно слова Иры и Никиты. Мы же с тренером можем думать и планировать, сколько душе угодно. Но без их согласия, наши планы — курам на смех.
— Ты же Илья Моров? — вдруг спросил тренер, чем несказанно меня удивил.
— Да-а… — протянул и вытаращился на него широко раскрытыми глазами.
— Я помню, как ты играл, — прекратил церемониться Валерий Аркадьевич, — я только завершил свою карьеру, а мой бывший наставник был вашим тренером.
— Зоров? — удивился я.
Не знал, что кто-то из учеников Зорова стал профессиональным хоккеистом. Правда, удивляться тут было нечему. Константин Игоревич был хорошим тренером. И мужиком отличным. Не раз я благодарил судьбу за то, что послала мне его в качестве тренера. Если бы не он, вложивший в меня не только время, но и душу, неизвестно, в утырка какого разряда я превратился бы.
— Он самый, — кивнул мужчина. Его взгляд подернулся дымкой воспоминаний. — У вас была очень хорошая тройка. Моров, Карпин и…
— Строганов, — подсказал, когда понял, что ему так и не удастся вспомнить фамилию Макса.
— Да, — вновь кивнул он. — Практически непобедимая. Почему играть перестали?
— Родители Стаса Карпина поставили тогда перед ним условие — они оплачивают его игры в школе, а он потом идет учиться в медицинский. Для Макса Строганова хоккей всегда был лишь развлечением, хоть он в нем был хорош.
— А ты? — спросил тренер, когда не дождался продолжения.
А что я? Я, не смотря на всю мою любовь к этой игре, хотел оказаться как можно дальше от родителей при первой же возможности. И служба в армии на дальних границах нашей родины была идеальным вариантом.
— Не сложилось, — не стал вдаваться в подробности я. Уверен, что они ему не нужны.
— Жаль, — хмыкнул Аркадьич. — Ладно, — хлопнул он в ладони и посмотрел на часы, — мне пора, иначе опоздаю. Не хорошо получится, если тренер опоздает на тренировку, тогда как каждый раз готов чуть ли не шкуру снять с опоздавшего игрока, — весело ухмыльнулся он.
Я ухмыльнулся в ответ. Пожелав друг другу хорошего дня, мы распрощались. Он отправился на тренировку, я — коротать время в ожидании мальчика.
Надо бы позвонить Борисычу, договориться о завтрашней встрече, вспомнил я, по дороге к машине. Хотелось, чтобы Ира как можно скорее написала заявление на этого недоноска. Во мне все еще сидел страх, что она могла передумать. А, как только напишет, пути назад не будет. Потому что забрать его я ей не дам. И Борисычу запрещу принимать отзыв.