— Это Сокол, — дождавшись ответа, сказала она. — У меня тут труп, нужна группа… Улица Чума-ченко, шестнадцать, квартира сорок девять. — Наталья подождала, пока дежурный запишет адрес. — Меня здесь не будет… Тут остается Закриди, он все расскажет. — Судя по изменившемуся выражению ее лица, дежурный пытался что-то ей возразить. Наталья какое-то время слушала, не перебивая его, но вдруг взорвалась: — Слушай ты, к-ка-апи-ита-анн, у т-те-бя-а что-о, мозги жиром заплыли?! Забыл, с кем разговариваешь?! Так я сейчас приеду, напомню!!! Делай, как сказано! Все! — Наталья со злостью отключила телефон и сунула его обратно в карман.
— Зацепи Трындычиху, так она… — постарался я снять напряжение, но Наталья явно была не в настроении.
— Слушай, Влад, как ты можешь?!. В твоей квартире человека убили… а ты-ы?!
— А что я? — Я пожал плечами. — Мне-то чего волноваться, не я ведь его пришил.
Я хотел было еще чего-нибудь добавить, но тут мне на глаза вновь попался пакет. Я очень откровенно посмотрел на него, а потом обвел взглядом присутствующих. Наталья сразу отгадала ход моих мыслей, и ее глаза округлились от негодования.
— Ты чго-о хочешь?.. Не-ет… Ты этого не сделаешь, — сдавленным голосом проговорила она.
— А почему бы и нет? Он, — я кивнул головой на безмолвного Куратора, — возражать не будет. Мало того, он ведь при тебе гонорар выплатить обещал. Предлагаю прекратить прения и разделить трофей по-братски и… по-сестрински, — добавил я.
— Ты-ы не посмеешь! — продолжала бушевать Наталья, в одно мгновение преобразившись из милой женщины в майора милиции.
Я хлопнул ладонью по столу. Звук удара заставил ее вздрогнуть и замолчать.
— А теперь слушай меня внимательно. — Я подождал, пока мои слова дойдут до ее раскаленных от злости мозгов, и, когда поймал ее взгляд, продолжил: — Этой особе, то бишь жене покойничка, эта сумма все одно что ему сейчас припарки. Через несколько месяцев она станет владелицей всех этих счетов, — я тряхнул листком перед носом Натальи. — Ты что думаешь, я все эти бабки себе загребу? — Я потихоньку накалялся. — Хренушки! Возьму чуток на то на се, а остальные вон Стасу отдам… — Я впился в нее взглядом. — Ты хоть знаешь, на что Стас свой прошлый гонорар потратил?! — Наталья молчала. — Он спортивный интернат для детей строит. Для тех, у кого денег нет в платных залах заниматься. Пацанву с улиц в спортзал затаскивает… И никакая падла ему ни копейкой не помогает… Все сам!!! — Я безнадежно махнул рукой. — A-а, что с тобой говорить! — Я взял лежавший на столе нож и взрезал связывавшую пакет бечевку. Развернув бумагу, я пересчитал деньги. Всего в бумажке было завернуто сто тысяч «зелененьких» разными купюрами. — Короче, последний раз спрашиваю: берешь долю или нет?
Похоже, Наталья не слышала моего вопроса, она как зачарованная смотрела на перехваченные резинками пачки долларов.
— Да! — неожиданно выплеснула из себя она, но тут же взяла себя в руки и уже более спокойно продолжала: — А чем я хуже? Я вон тоже как неимущая могу к твоему другу в интернат записываться. Одно название — майор, а гроша — ни шиша. Как, возьмешь? — Наталья взглянула на Стаса.
— Ага, — ответил за него я. — Ему как раз уборщица нужна, полы мыть некому. — Я протянул ей деньги. — Тут десять тысяч.
— Ско-олько-о?!
— Десять. — Поскольку Наталья по какой-то причине не шевелилась, я сам сунул деньги в ее сумочку. Свои десять я спрягал в задний карман джинсов. Себе и Наталье я, чтобы пачки были тоньше, отобрал сотенные купюры. Оставшиеся деньги я снова завернул в бумагу и, связав веревкой, протянул Стасу. — Бери — детишкам на молочишко.
Глаза его загорелись.
— Теперь я смогу оборудование купить и спальни доукомплектовать. — Стас крепко держал в руках пакет, и я не позавидовал бы любому, кто попытался бы его у Стаса отобрать. — Мишаня! — вспомнил он.
Вот это да-а, такого у меня еще не было — о человеке забыл.
— А где он? — Я крутил головой по сторонам, будто кухня была размером с футбольное поле, а Ми-шаня упал где-нибудь скромненько в уголочке и его не видно. — …Твою мать! — вскакивая со стула, выругался я и тут же кинулся по комнатам.
Нашел я его сразу. Лежал наш бедолага в родительской спальне, обмотанный простынею точно младенец. Поверх простыни, словно кольца змеи, обвивался скотч. Мне понадобилась пара минут, чтобы с помощью ножниц освободить беднягу, и сразу же я понял, что парня можно было и не связывать. Об этом говорила глубокая кровавая ссадина на его лбу. Использовав взятый в аптечке нашатырь, я привел его в чувство. Он открыл глаза и долго водил непонимающим взглядом по комнате, по нашим лицам… Затем он начал соображать, где находится.
— Ну, что вспомнил? — решил я ему помочь.
— Что со мной случилось? — в свою очередь, задал он вопрос.
— Это мне тоже хотелось бы знать.
Михаил сосредоточился — это обострило его боль, и он застонал, взявшись рукой за то место, куда был нанесен удар. В этот момент подошел Стас. Он нашел в аптечке все необходимое для того, чтобы обработать рану, и, быстро, но тщательно обработав, заклеил ее лейкопластырем.