— Здорово, бродяга, — поприветствовал я снявшего трубку Стаса.
— A-а, гость из столицы, — казалось бы, равнодушно ответил голос на другом конце провода. Но я знал своего друга и знал, что он рад моему звонку. — Когда приехал?
— Вчера.
— Когда зайдешь?
— Сегодня.
— Тогда и бутылочку прихвати.
— Само собой, — улыбнувшись, ответил я.
— Да, и с жратвой у меня напряги.
Я недовольно хмыкнул в трубку.
— Ты думаешь, если я давно не звонил, то все забыл?
— Мало ли, — как-то неопределенно ответил он.
— Ладно, — я оценивающе взглянул на часы, — к десяти подкатим, так что жди.
Стас не спросил, с кем я подъеду, — он четко знает, что плохого человека я к нему в дом не приведу.
Повесив трубку, я вышел на улицу. Дуча ждал меня у машины.
— Все, приехали, — печально сообщил он мне.
— Что случилось?
— Не вынесла старушка резких движений — движок гикнулся.
— Не грусти, ментура, если из этой передряги выберемся, купим тебе новую машину.
— А если нет? — грустно улыбнулся он.
— А если нет, то единственная машина, которая нам понадобится, — это катафалк… В лучшем случае — инвалидная коляска. Не дрейфь, для этого дела спонсоров найдем. Откроем модельное агентство для инвалидов… Поверь мне, дело нужное…
— Да ну тебя, — тяжело вздохнул Дуча. Он открыл багажник и достал из него зеленый брезентовый рюкзак, какими раньше пользовались в армии. Захлопнув багажник, нырнул в салон, выгреб все из «бардачка». Положив наполненный рюкзак на землю, Дуча скрутил номера. После этого взял бутылку с остатками водки. Захлопнув дверцы, он не стал запирать их, сказав, что все равно в машине ценного ничего нет, и, махнув рукой, отхлебнул из горлышка.
— Помянем… она была настоящей… подругой, — протягивая мне бутылку, предложил он.
Я уважил его, сделав пару глотков. Дуча забрал у меня бутылку и вылил остатки на «останки».
Дед был дома и что-то готовил на плите.
— А, приехали, сорванцы, — обрадовался он, вытирая руки о фартук.
— Не приехали, а пришли, — поправил его Дуча.
— С машиной что-то? — участливо поинтересовался он, ставя на стол тарелки с едой.
— Да, — ответил Дуча и уселся к столу. — И вообще, я жрать хочу.
— Слушай, — Дед повернулся к нему, — у меня знакомый мастер по машинам. Давай я ему позвоню, и он все сделает. Инструмента у него всякого видимо-невидимо.
— Моей железяке только один инструмент нужен — кувалда называется.
— Ну што ж, тебе виднее.
Перед едой я привел себя в порядок и переоделся в спортивный костюм. Вещи свои бросил в корзину для грязного белья, чтобы постирать их, вернувшись от Стаса, и только после этого присоединился к Дуче и дяде Толе, которые молча двигали челюстями. Я же решил нарушить их безмолвие.
— Так что. ты хотел рассказать мне о Дудке? — обратился я к Дуче.
— A-a, — вспомнил он. — О твоем кореше по городу легенды слагают.
— Точно, — подтвердил дядя Толя. — Я тоже шось слыхав.
— Так вот, — продолжал Дуча, — ходят слухи, что он чуть ли не самый крутой боец в городе.
— Так оно и есть, — кивнул я головой. — По крайней мере в те времена, когда я еще тут жил, так и было.
— Его стали тянуть к себе все: и братва, и служба безопасности, и шестой отдел — это у нас отдел по борьбе с организованной преступностью, — пояснил Дуча. — Он ни к кому не пошел.
— Узнаю Китайца, — с усмешкой вставил я.
— А когда его достали окончательно, он тихонько собрал вещички и умотал куда-то в горы. Говорят, ему большие деньги предлагали — не согласился, хотя частенько без копейки сидит.
То, что рассказывал Дуча, не было легендой. Действительно, Стас был лучшим бойцом в городе. Хотя по его виду этого сказать невозможно. Он чуть выше меня, худощавый, слегка сутулый. Вдоль туловища свисают длинные руки, которые при ходьбе болтаются словно веревки. Да и весь он как пластилиновый. Некоторые, обманутые его внешней неказистостью, теряли в поединках осторожность. Ой и потом дорого платили за лекарства.
Лысоватый со лба, с косичкой на затылке, с постоянной улыбкой на вечно спокойном, умиротворенном лице с неизменно прищуренными глазами — таков Стас. За все время нашего знакомства я не помню случая, когда бы он повысил на кого-нибудь голос. При своей общительности Стас еще тогда, давно был очень одинок. Он не любил толпы, но если, по воле судьбы, попадал в такую, моментально занимал место лидера, и горе тому, кто пытался оспаривать у него это право. Единственным человеком, который мог взять роль лидера на себя, был я. Вынужден добавить, что такое могло произойти только в определенной ситуации и только с молчаливого согласия Китайца.
Любитель поговорить, он моментально замыкался, если разговор касался его личной жизни или секретов боевых искусств. В отношении последнего на любой вопрос у него всегда был стандартный ответ: «Думай — и все поймешь». Кое-какими знаниями он мог поделиться, но никогда не рассказывал до конца, всегда оставляя для себя то единственное, что знал только он.