Настойка мухомора для босса

Хотя, по большому счету ей ничего не было понятно, кроме того, что Нонна была права, когда запрещала ей лезть в это дело. Все не так просто и, как показывают события, предположения тетки имеют под собой самые серьезные основания. Она еще не знала случая, чтобы Нонна ошиблась в своих прогнозах и с детства помнила, что тетку нужно слушать. Но теперь, когда она выросла, забыла это простое семейное правило. Похоже, что ее роль немецкого доктора, явившегося в психиатрическую клинику, была маленькой прелюдией в большом и опасном спектакле и до занавеса еще далеко. Вернее, до него нужно дойти, но можно и не дойти… Она посмотрела на Костю, и он без слов понял ее взгляд.

– Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы вы были в безопасности. Предварительно мы обсудим каждую мелочь, чтобы исключить любые недоразумения. И, потом, вся операция, или мероприятие, как вам будет угодно это назвать, займет всего несколько дней… – он замолчал и после некоторой паузы добавил: – Но не буду вас обманывать, очень напряженных.

– Я, пожалуй, пойду, – Дана поднялась из-за стола.

– Нет-нет, подождите, посидите еще немного, – он прикоснулся к ее руке. – Что вам заказать? Хотите еще сока?

Она отрицательно покачала головой.

– У вас что-то стряслось? – спросил тревожно, не отпуская ее руку. – Я это заметил сразу же, как только вы появились в баре. Все-таки, вы правы, я совершенный эгоист и думаю только о своих проблемах. Но и вы…

– Все нормально, но мне на самом деле пора. Я позвоню вам.

Костя не хотел, чтобы она уходила. Ее глаза смотрели грустно и отчужденно, но в то же время он заметил, промелькнувшую в них нежность. Он не знал, чем можно удержать ее. Дана это почувствовала. Ей было приятно его прикосновение. Вдруг она осознала, что главная боль еще впереди и это неизбежно, как бы она ни сопротивлялась.

– Спасибо за сок, – тихо прозвучал ее голос, и пальцы выскользнули из его ладони.

Костя проводил ее долгим и задумчивым взглядом.

Жанна Георгиевна прогуливалась у калитки, взволнованно посматривая в сторону пляжа.

– Наконец-то, Даночка. Надо же? Будто специально Вадим сегодня вернулся раньше, и все время спрашивает о вас. Я не знала, что ему сказать.

– Я вас очень люблю, Жанна Георгиевна, – она обняла ее и поцеловала в прохладную щеку.

– Обещайте не принимать никаких поспешных решений, – попросила та.

Дана поднялась на второй этаж и заглянула в кабинет. Вадим сидел за столом и читал какие-то бумаги. Увидев ее, он отложил все в сторону и поднялся навстречу.

– Вадим, прости, но, я уезжаю домой.

– ?

– Знаешь, сейчас необходимо каждому побыть наедине собой.

– Да-да, кажется, я понимаю, о чем ты. Опять он?

– Я не хочу обманывать. Знаю, что обижаю тебя, но эта ситуация унизительна для нас обоих. Не хочу ничего придумывать. Согласись, мы привыкли жить каждый за себя. Это длилось очень долго. Теперь трудно все сразу изменить. Сейчас я ухожу. Ты сам не оставил мне выбора… – она посмотрела в его глаза, отчего сердце ее сжалось в маленький комочек. – Вадим, скажи, что мне сделать, как уменьшить твою боль? Пойми, пожалуйста, пойми, если я поступлю иначе, это уже буду не я.

– А мне больно, Дана! – он с силой сжал ее плечи. – Мне очень больно. Ответь, в чем я не прав? И, что же нужно сделать мне для того, чтобы ты осталась? Закрыть глаза на все и позволить тебе делать то, что взбредет в голову? Ты готова все разрушить, чтобы бежать по первому зову этого человека. Кто он такой? Пойми, ему наплевать на нас. Охотно поверю, что у него сейчас проблемы, но нам с тобой какое до этого дело?

Дана закрыла лицо дрожащими руками.

– Ты прав. Ты тысячу раз прав. Прости меня. Что же мне делать?

– Неужели ты сама не понимаешь? От тебя требуется всего лишь сделать выбор. Один раз, но окончательно и бесповоротно.

– Это и есть самое трудное. Не тропи меня, хорошо?

Вадим отошел к окну и закурил. Он долго молчал, затем, не оборачиваясь, сказал глухим от напряжения голосом:

– Детей оставь у нас, хотя бы на время. Ты совершенно безответственная женщина. Не понимаю… не понимаю и никогда не смогу понять.

Она ничего не ответила и тихонько вышла.

В квартире было тихо и пусто. Поставила сумку с вещами в прихожей, Дана медленно обошла комнаты, словно пыталась увидеть в них что-то новое или, наоборот, сохранить в памяти то, что было дорого ее сердцу. Затем легла на диван и, уткнувшись носом в подушку, горько заплакала. Навалившаяся тяжесть не отпускала, и даже слезы, бегущие нескончаемым потоком, не приносили должного облегчения. Никто и ничто не могло спасти ее от самой себя. Она просто запрограммирована делать глупости и разрушать свою жизнь. От тоски и безысходности хотелось выть во весь голос, и она бы выла, если бы не боялась напугать соседей.

– Вадим… Вадим, пожалуйста, прости меня… – приговаривала сквозь слезы. – Прости меня неблагодарную. Господи, за что мне такое испытание?