Настольная книга писателя

Неприкрытые повествователи от первого лица, такие, как Генри Миллер, Витольд Гомбрович и другие, не создают исповедальной литературы и потому переносимы, что их «я» наделяется определенной ролью. Авторы подобного рода кажутся скорее невинными, они творят из собственной плоти и сами живут в своем творении, - едва ли когда-нибудь возникает впечатление, что они вытаскивают на свет божий лично интимное: они скорее являются собственным литературным объектом, собственным образом, поэтому им не приходится скрывать тщеславие, оно свойственно самому образу наряду со всем остальным.

М.Фриш

Когда вы впервые начинаете писать рассказы от первого лица и делаете эти рассказы настолько правдивыми, что люди почти всегда верят им и, читая, полагают, что все написанное произошло с вами в действительности, это естественно, потому что в то время, когда вы сочиняли, вы должны были провести героя своего рассказа через все события, о которых он повествует. Если это вам удается достаточно хорошо, вы заставляете читателя этих рассказов поверить в том, что подобные события происходили с ним самим. Если вы окажетесь способны на такое, то это будет означать, что вы начинаете приближаться к своей цели, то есть к созданию такого реалистического произведения, какое превосходит действительность и становиться частью жизненного опыта читателя и частью его памяти. Тут должен произойти самый важный процесс, незаметный для читателя во время чтения такого рассказа или новеллы, которые помимо его сознания включаются в память и жизненный опыт таким образом, что становятся частью его жизни. Сделать это нелегко.

Э.Хемингуэй

58. ПРОЦЕСС

Свою «неправду жизни» Довлатов сперва озвучивал как устный рассказ, затем обкатывал в письмах бесчисленным адресатам, потом обрабатывал как очередной литературный микроабсурд – и только после всего этого включал эпизодом в тот или иной рассказ (или повесть). Этот неизбежно нарастающий от одной стадии к другой уровень бытовой недостоверности оборачивался (в подавляющем большинстве случаев) правдой художественного факта – так стоит ли проверять ее сомнительными воспоминаниями тех, кто всякий раз «врет как очевидец»?

В.Топоров

…и все это время писал, даже в самые первые дни. Конечно, тогда я не брался за книги. Это были письма, ставшие основой моих книг, скажем так. Я писал на родину близкому другу-художнику. Каждый день я описывал все, что со мной происходило, что я открыл для себя в Париже. Многие письма послужили материалом для «Тропика Рака».

Г.Миллер

Процесс записания фраз, слов, ситуаций, характеристик, увиденного извне и подслушанного в себе, невозможен без карандаша; но запись — момент, а выборматывание порой одной непокорной фразы до стука в висках на часовых прогулках, подобно построению стихотворной строки, - адекватно ли оно записи? Я бормочу днями и ночами, на прогулках, во время обеда, во время периодической бессонницы всю долгую ночь напролет; в итоге — выбормотанный отрывок короче куриного носа, время записания которого — четверть часа.

А.Белый

У меня есть каталоги, где все организовано по довольно сложной схеме. Сейчас я пишу роман Duma Key, и я систематизировал все рабочие записи, чтобы не забыть детали всех линий романа. Я записываю даты рождения своих героев, а потом высчитываю, сколько им лет в таком-то или таком-то году. Нужно не забыть, что у этой героини на груди татуировка, не забыть, что у Эдгара к концу февраля появляется верстак. Потому что если сейчас я что-то напутаю, такая морока будет все это потом исправлять.

С.Кинг