Они проехали спальные районы, застряли на «Соколе», а на Тверской размякли от умиления — дом, милый дом…
— Слушай, а у нас красивый город! — заметила Даша, разглядывая витрины магазинов, гостиницы, яркие вывески кафе и величественные старинные здания. Именно величественные — дома с высокими арками, большими нарядными подъездами, высокими этажами с таким гордым видом стояли на своих местах, что им хотелось кланяться.
— Не то слово! — согласилась Аврора. — Кстати, куда поедем: к тебе или ко мне?
— Ко мне, — предложила Даша.
Минут через двадцать они добрались до Покровского бульвара, Даша припарковала машину, выпала из нее и сообщила:
— Я труп.
Они на последнем издыхании добрались до лифта — словно все переживания, вся усталость последних дней навалилась разом. Войдя в квартиру, переоделись в велюровые спортивные костюмы и рухнули на диван.
— Ура… — вяло произнесла Аврора. — Можно отдыхать.
— Даю тебе пару дней, — сообщила Даша.
— На что? — удивилась Аврора.
— На отдых.
— А потом что?
— А потом, дорогая, мы наведаемся в гости к твоей маме. И к сестре. И всем покажем, кто тут главный!
— Не поняла… — Аврора приподнялась на локте.
— Ты что, не хочешь утереть всем нос? — Даша подняла брови.
— Э… — Аврора задумалась. — Ну, я в такой форме об этом не размышляла, но… в принципе… А знаешь, неплохая идея!
— Ха-ха! — сказала Даша. — Кстати, у твоей сестры послепослезавтра день рождения…
— Ой, совсем забыла! Черт! Я не пойду!
— Еще как пойдешь… — промурлыкала Даша. — И меня с собой возьмешь.
Назавтра они валялись в кровати, заказывали на дом еду, смотрели кино. Зато весь следующий день провели в салоне — Даша с умным видом проверяла, как идут дела, а Аврора наслаждалась всеми процедурами подряд.
Под вечер она решила позвонить маме.
— Привет, — сухо ответила Ада. Это был ее особенный тон, из которого следовало, что она ради приличия поговорит с дочкой немного, но вообще-то она страшно занята, и, уж поверьте, более важными вещами, чем общение со своим никчемным отпрыском.
— Мам, ты по мне случайно не соскучилась? — поинтересовалась Аврора.
— Дорогая, я сейчас страшно занята — ко мне пришел флорист, и, как всегда, он совершенно не понимает, что мне нужно!
— А зачем тебе флорист? — поинтересовалась Аврора.
Мама неожиданно оживилась:
— Понимаешь, Жанночка сначала хотела праздновать в ресторане, но потом мы подумали: «О боже! Ей двадцать пять лет, юбилей. Это такая особенная дата, нужно сделать нечто… восхитительное. А разве в ресторане можно устроить нечто восхитительное? Только дома, когда все под твоим контролем! Так вот, мы как раз доделали беседку — там столовая, гостиная и бильярдная, и там такая прелесть — все такое чистое, кремово-белое, шелк, атлас и хрусталь, вот мы и решили устроить праздник у нас… — Ада осеклась. — Но ты, разумеется, если не хочешь, можешь не приходить.
Аврора чуть было не швырнула трубку в стену. Когда ей исполнялось двадцать пять — мало того, что никто ей не сообщил о том, что это, оказывается, знаменательная и особенная дата, так еще и когда она попросила одолжить ей дом — мама со Степаном как раз уезжали отдыхать на какие-то очередные острова, ей отказали, потому что дом ставят на сигнализацию, а она не справится с управлением. Другими словами — ее друзья не были подходящей компанией для дома. Причем эти другие слова почти были произнесены — мама промямлила что-то насчет того, что как раз купила очень дорогие вазы и антикварный сервиз, к тому же поменяла зеленые диваны на светло-зеленые…
Конечно, Аврора тогда обиделась. С одной стороны, она уже привыкла, что ее в семье держат за умственно отсталую, но все никак не могла понять — почему? Из разрозненных признаний она в конце концов составила картинку: мама узнала, что беременна, на четвертом месяце, а она ребенка не планировала и уже готовилась к разводу, так как муж не оправдал ожиданий. Она не была готова тратить свою молодость на уход за младенцем, роды были трудные — и во всем этом она винила Аврору. Особенно в том, что пока мамины приятельницы гуляли и веселились и выходили замуж за известных режиссеров или очень богатых чиновников, она, Аделаида, сидела дома с Авророй, которая почему-то орала, все время хотела есть и — о ужас! — писалась в трусы.