Осознание общественной опасности деяния не следует отождествлять с осознанием его противоправности, то есть запрещенности уголовным законом. В подавляющем большинстве случаев лица, совершающие умышленные преступления, осознают их противоправность. Но в теории уголовного права до сих пор господствующим является мнение, что осознание противоправности не входит в содержание умысла. Такое мнение сформировалось в период, когда в советских уголовных кодексах было закреплено материальное определение преступления, лишенное формального признака — указания на противоправность деяния, и допускалось применение аналогии в уголовном праве. Но после закрепления в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и в республиканских УК, а затем — в УК РФ формально-материального определения признак противоправности стал таким же полноправным признаком преступления, как общественная опасность, виновность и наказуемость. Поэтому неотъемлемой чертой умышленной формы вины следует признать осознание
(а при неосторожности — возможность осознания) противоправного характера совершаемого деяния. Уместно заметить, что уголовным законодательством ряда стран осознание противоправности совершаемого деяния включено в содержание умысла. Так, в силу ч. 3 ст. 14 УК Испании непреодолимая ошибка относительно противоправности деяния, составляющего правонарушение (включая и преступления, и проступки), исключает уголовную ответственность лица. Аналогичное положение закреплено в ст. 30 УК Польши: «Не совершает преступления тот, кто совершает запрещенное деяние, добросовестно заблуждаясь в его противоправности». В теоретической литературе по уголовному праву некоторые российские ученые обосновывают необходимость законодательного определения вины как психического отношения к деянию не только общественно опасному, но и противоправному[122]. Тем не менее российский уголовный закон при описании умысла прямо не включает осознание противоправности совершаемого деяния в содержание этой формы вины. Поэтому объективно общественно опасное деяние по формальным признакам может быть признано умышленным преступлением и в тех, весьма редких, случаях, когда противоправность совершенного деяния не осознавалась виновным (например, он не ознакомился и в конкретных жизненных условиях не имел возможности ознакомиться с законодательным установлением уголовно-правового запрета), что, впрочем, вряд ли соответствует психологическому содержанию умысла.Итак, первым признаком интеллектуального элемента прямого умысла является осознание
общественно опасного характера совершаемого деяния, то есть хотя бы общей характеристики объекта посягательства, а также фактического содержания и социальных свойств всех составных элементов действия или бездействия.Вторым интеллектуальным признаком прямого умысла в преступлениях с материальным составом является предвидение
общественно опасных последствий совершаемого деяния. Под предвидением подразумевается отражение в сознании тех событий, которые произойдут, должны или могут произойти в будущем. Поэтому предвидение общественно опасных последствий следует понимать как мысленное представление виновного о вреде, который он своим деянием причинит (или может причинить) тем общественным отношениям, которые находятся под охраной уголовного закона. При прямом умысле предвидение включает представление о фактическом содержании предстоящих изменений в объекте преступления, понимание их социального значения, то есть вредности для охраняемых законом общественных отношений, а также осознание причинно-следственной зависимости между собственным деянием и его общественно опасными последствиями. При этом опережающее сознание субъекта может отражать не все детали, а лишь общий характер причинно-следственной цепи.В одном из определений Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала, что осуждение Ф. за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью является необоснованным, поскольку установленные судом обстоятельства не позволяют утверждать, будто Ф. предвидела, что в результате ее действий потерпевшая упадет и получит закрытый перелом шейки левого бедра со смещением, поэтому квалификация преступления как умышленного исключается[123]
. В данном случае Ф. не осознавала причинно-следственной зависимости между своими действиями и причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшей и не предвидела такого последствия, поэтому умысел исключается.