Итак, скачал, открыл в своей читалке, углубился. Что называется, с карандашом в руке. Для выписок и подчёркиваний:
«…в Америке ожидают или ищут своего издателя более миллиона рукописей, а одобрен будет один процент…»
А как у нас, в России? Неужели такая же цифра?
«…Книгу невозможно закончить. Её можно только оборвать». (Оскар Уальд.)…»
«…С самого раннего детства, возможно, лет с пяти-шести, я знал, что когда вырасту, обязательно стану писателем». (Джорж Оруэлл.)…»
Из его же рассуждений оказалось, что
Ну и дальше шло то же самое, те же самые причины, только поданные остальными авторами по-своему, оригинально, как и до́лжно быть у художников:
«…Записывать слова на бумаге – это тактика тайного головореза, который вторгается в чужое личное пространство, навязывая читателю своё, авторское восприятие…» (Джоан Дидион.)…
«…В реальной жизни вы не вольны управлять чужими судьбами, не можете отвечать за личные отношения, вы даже не в состоянии наладить контакт с собственными детьми. Но вы начинаете писать – и на долгое время становитесь тем, кто полностью берёт ответственность на себя». (Мэг Уолитцер.)…
Яшумов прокрутил, пропуская несколько страниц:
…Исабель Альенде: «Когда я начинаю очередную книгу, то понятия не имею, куда она меня приведёт…» (Это как же, уважаемая?)
«…Если сочинение книг было бы запрещено законом, я сидел бы в тюрьме». (Дэвид Балдаччи.) Молодец, Дэвид!
«…Почему вы не пишете детективы?» Знаете, какой был его ответ? «Потому что я недостаточно умён». Дважды молодец, Дэвид!
А Дэвид всё хохмил, не унимался:
«…Вряд ли вам захочется оказаться на операционном столе под скальпелем хирурга, который говорит: «Попробую-ка я сегодня пооперировать левой рукой». Однако именно в этом суть писательства».
Молодчага Дэвид! В шутке умудрился сказать самое точное о писательстве…
Прошёл час, а может быть, и все два. Яшумов сидел уже с застывшим лицом. Плоткину понравился совет американки о застое в писательстве и как с ним бороться. И она, наверняка, написала о застое временном. Из которого можно выбраться, в конце концов. Но как быть с застоем вечным, который поразил тебя лет двадцать назад. В каком мусоре нужно копаться, какие ежедневные, как попало написанные страницы в этом тебе помогут?
Жена пришла в спальню. Муж не видел её, торчал в жёлтой подсветке от ноутбука. Вроде сталагмита в Крыму. В Скельской пещере. Где была один раз. И очки ещё. Блескучие, голые.
Готовила постель ко сну:
– Глеб, тебе надо купить оправу к очкам.
– Это зачем?
– Красивше будет, – раскинула на кровати и стала поправлять свежую простыню жена.
«Красивше будет». Мистер Хиггинс с длинными волосами опять хмурился: Элизы Дулиттл для светских раутов никак не получалось. Как ни учи, ни старайся, ни просвещай.
3
…Летняя молодая женщина с красивыми стройными ногами шла навстречу размашистой вольной походкой. Смещаясь то вправо, то влево от прямой своей линии. От «курса». Прошла. Унесла с собой густое золотое руно с головы на плечи и спину.
Григорий Плоткин закрыл рот и побежал. Женщина уже поднималась по трём ступеням к двери издательства. Откуда он, Плоткин, только что вышел на обед.
В пустом коридоре – догнал:
– Вы автор? Пришли с рукописью?
Красивая женщина удерживала у бедра тонкую папку. Удивилась:
– Нет. Я пришла насчёт работы. Мне посоветовали обратиться в ваше издательство.
Плоткин молчком подхватил под руку и повёл. Женщина начала тянуть руку, явно вырываться.
В пустой редакции (все ушли на обед) усадил на стул. Сам сел и стал рассматривать женщину как диковину. Откровенно, с улыбкой. «Такая красавица – это же логотип для нашего издательства. Готовый логотип!» – проносилось в голове у маньяка.
– Что вы так смотрите на меня? – уже сердилась женщина. Чувствовала себя голой перед кучерявым Пушкиным.
– Я – ведущий редактор, – успокоил красавицу Плоткин и тронул её колено. Якобы дружески. Дескать, я и козёл ответственный.
Сотрудники редакции, когда вернулись с обеда – раскрыли рты: незнакомая красивая женщина смеялась и взмахивала рукой (да ладно!). А Плоткин как-то снизу, как бобик, лаял ей свои байки и анекдоты.
Яшумов проходил редакцию последним. Плоткин вскочил:
– Глеб Владимирович, подождите!
В кабинет вошли втроём.