Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

– Трещина кости, – ответил врач. – Придётся посидеть ему дома месяц-полтора. Вот вам рецепты и памятка, где расписано, как ухаживать за больным, что ему принимать. Купите сразу костыли. В нашей аптеке всё есть.

Яшумов традиционно горячо благодарил врача. Принялся одевать больного. Долго возился со штанами и ботинком, который никак не надевался на здоровую, но безвольную ногу.

Побежал в аптеку на второй этаж.

Плоткин в пальто и вязаной шапке остался сидеть как пьяный – наедине с собой.

Минут через десять Яшумов уже понукал:

– Ну-ка, давайте-ка, Григорий Аркадьевич. Бодренько, бодренько, на одной ножке.

Скукожившийся в пальто Плоткин на костылях висел, но шевелил «одной ножкой» бодренько. Переставлял её по коридору на выход, почти не качаясь. Загипсованная нога торчала из надрезанной штанины белой клюшкой. Яшумов с пакетами лекарств и вторым ботинком в газете метался, страховал.

К Плоткину добирались на такси. Куда с гипсовой ногой еле влезли.

Ида Львовна, увидев сына на костылях, попятилась, но автоматически воскликнула:

– Опять накурился!

– При чём тут это! – истерично пропищал сын. – Я не курил. Несколько часов, мама!

С ним спорить не стали, забрали костыли, раздели на диване и осторожно отвели в спальню, где и положили на кровать. Несчастный вскоре забылся, свесив здоровую ногу на пол, а гипсовую с подушки нацелил прямо в фотопортрет на стене, где был запечатлён кучерявый мальчишка, который прижал к свой щеке голубя. Гордого голубя с длинным клювом.

На кухне Яшумов пил чай. Рассказывал, как всё произошло. Старая женщина, казалось, не слышала Яшумова. Глаза её с болью метались. Яшумов, как мог, успокаивал. Трогал женщину за руку.

Она заплакала, наконец, в прихожей, когда провожала его, спасителя сына.

– Ну-ну, Ида Львовна. Успокойтесь. Всё будет хорошо. Гриша быстро поправится. Он у вас молодой. Молодой молодец, Ида Львовна.

Старая еврейка зарыдала на груди у молодого мужчины. Относительно молодого…

Яшумов долго стоял на набережной. В Мойке под луной и звёздами кипела чёрная вода.

Повернулся, чтобы идти домой, и увидел Зиновьеву. Лида с Яриком спешила к арке во двор Плоткина. Что называется, тайно, под покровом ночи.

Сам пошёл. В другую сторону. Невольно думал: странно вела она себя сегодня. Когда увидела беспомощного коллегу. Когда того тащили. Испуг, брезгливость, сострадание – всё разом на побледневшем лице. Очень странные отношения мужчины и женщины.

– Где опять завис? – встретили недовольными словами. – Что на этот раз?

Раздевался. Начал было рассказывать про Плоткина, про его несчастье, про травмпункт…

Но его прервали. Чуть ли не криком:

– А ты обо мне подумал? А? Не о Плоткине – обо мне! Мама с папой в Колпино, режут Гришку, а я тут… а я тут одна… В любую минуту может начаться… – Железная женщина заплакала.

– Ну, ну, дорогая. Успокойся, успокойся. Я с тобой, – обнимал, гладил. Уже вёл в кухню. Усадил на стул: – Какого «Гришку»? Зачем?!

– А вот спроси у старых дураков! «Поедем – и всё. Пора резать. Если что – муж справится. Ты не бойся, доча. Он теперь учёный у тебя. В женскую консультацию ходит, обучается».

– Ну, ну. Успокойся.

В женской консультации и был-то всего один раза. И тут же второй раз с самой Жанной. А колпинцы дремучие уже ехидничают. Но… но что, если бы и правда у жены всё началось. Пока он находился с Плоткиным?..

,Жаром сразу обдало. Даже вспотел. Однако и Анна Ивановна хороша. Вот тебе и «доча» её постоянное. Заботливое, ласковое. Гришку колоть пора. Резать. Понимаете? Ни дня нельзя ждать. Ножи срочно нужно точить. Сабли для Гришки. А ты справишься, афганец. Справишься. Пер… веселей!

4

Ночью долго не мог уснуть. Таращился в меняющийся от света машин потолок. Жена не храпела. Отвернувшись к стене, казалось, тоже ждала, затаилась…

… – Вы что – сектант? – прямо спросили в женской консультации, куда сам, наконец, пошёл. Пожилая врач в белом халате и шапочке смотрела сердито.

– Да что вы такое говорите, доктор! – Изобразил даже возмущение. Всё время косился на пыточное кресло. На пыточную женскую дыбу. Стоящую всего в двух метрах от стола женщины. Как доказательство. Как громоздкий вещественный диплом профессионала-палача. Вернее, гинеколога. Извините.

– Да ваша жена была всего два раза у меня. Два раза! За девять месяцев! Нам что, за уши её сюда тащить?

Женщина смотрела на некрасивого мужчину с длинными потными волосами. Точно – сектант! Бросила карту с данными Каменской опять на стол:

– Так мы тащить не будем. Сейчас не советское время. Теперь – как хотите. Можете рожать хоть в своей ванной. головастиков в воде разводить. Можете хоть кверху ногами.

Принялся мягко объяснять. Успокаивать возмущенную женщину:

– Понимаете, доктор. Жена очень подвержена влиянию родителей. Особенно матери. А они у неё – глубоко верующие люди. Ходят не к врачам, а к батюшке. Консультируются, если можно так выразиться. А что уж тот им напевает в уши – можно только догадываться. Поэтому так и получилось. Но я готов исправить всё, готов пройти у вас обучение. И по возможности полное.