Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

В детстве Глебка Яшумов переиграл почти все упражнения и этюды Черни. В пять лет он старательно долбил их под руководством мамы. А уже в семь — наяривал. В быстром темпе. Старинное пианино с подсвечниками постоянно гудело, тряслось в гостиной и как будто даже передвигалось. «Держи темп! Не убыстряй! Держи спинку!» — командовала мама.

Деревенская Алёнка (внучка домработницы), в первый раз увидев пианино в гостиной Яшумовых, осторожно подошла к нему и спросила у бабушки: «В этом ящике прячется музыка, да?» Бабушка Арина, но не Родионовна, а лишь Михайловна, только гордо усмехнулась. В фартуке в кружевах продолжила обметать большую вазу мягким султаном на палке.

А когда, поев, выбежал маленький Моцарт и с прямой спинкой задал 25-й этюд Черни, когда всё загудело и затряслось — Алёнка отпрянула, схватилась за руку бабушки. «Вот тебе и ящик!» — рассмеялась Арина Михайловна.

Через год-полтора юные Алёнка и Глеб играли «на ящике» уже в четыре руки. «Держите темп! — командовала мама, подсовывая к детям щёлкающий метроном. — Темп! У обоих прямые спинки! Темп! Раз-два! Раз-два! Глеб, не гони! Алёна, молодец!»

Иногда сама выходила со скрипкой, упирала её в подбородок и играла с детьми легкие пьесы для скрипки и фортепиано. Приучая их к ансамблю. «Глеб, не колошмать! Забиваешь меня! Алёна, молодец! Умница», — гладила талантливую головку с косичками.

Нередко брала детей с собой на репетиции оркестра. В филармонию.

Мама была вторая скрипка и библиотекарь. Перед началом репетиции всем музыкантам она раздавала ноты. Ходила и раздавала, чтобы те смогли играть. Получалось, что без мамы репетиция была бы просто невозможна (как же играть музыкантам без нот?). Дирижёр, сидящий на высоком стуле, говорил маме: «Спасибо, Надежда Николаевна». И поднимал руки. И начинал дирижировать.

Странный был этот дирижёр. С руками-дрожалками. С пальцами как будто без костей. Он особенно трепетал ими, когда хотел добиться от оркестра пианиссимо (очень тихой игры).

В пустом зале маленький Глебка сидел далеко от сцены. Как будто прятался за кресло. Алёнка всегда начинала подкрадываться к играющему оркестру. На цыпочках. И застывала прямо под махающим дирижёром за отгородкой.

В паузах тот поворачивал голову и смотрел вниз, поджав на высоком стуле одну ногу, как аист: «Что ты хочешь, девочка?» Мама на сцене сразу громко говорила из своего ряда: «Алёна! Пойди и сядь на место!» Но Алёнка как будто не слышала — во все глаза смотрела снизу на чудо-дирижёра. С пальчиками-дрожалками, которые сейчас свисли для отдыха. «Пусть стоит, — улыбался дирижёр. — Будет получать музыку из первых рук». Отворачивался и снова начинал потрясывать оркестру кисельковыми своими ручками.

Сам глава семьи Владимир Константинович Яшумов на премьеры новых симфоний ходил всегда. Он сидел в центре зала с двумя детьми. Мальчиком и девочкой. Девочка по правую руку от него, мальчик — по левую. Честно говоря, профессору Яшумову медведь на ухо наступил, но Владимир Константинович очень гордился своей женой-скрипачкой, всегда уверенно и чётко ударяющей смычком по струнам. И особенно был горд, когда та вставала со всем оркестром под аплодисменты зала — высокая, статная, в концертном длинном платье с цветком у плеча и совсем крохотной скрипкой, похожей на ребёнка. В такие минуты Владимир Константинович хлопал и испытывал настоящий катарсис. А дети рядом (Глебка и Алёнка) тоже хлопали. Но изо всех сил. Глебка дубасил в ладошки, Алёнка готова была лететь на сцену за своими ручками. Как за птичками.

«Она ведь на колу дырки вертит», — говорила про внучку хозяйке Арина Михайловна, отпивая чай с блюдца по-крестьянски — обстоятельно, не торопясь. Глебка уже знал, что́ означают слова «на колу дырки вертеть». Это когда тебя постоянно дёргают за руки, не дают играть этюд Черни. Чтобы самой поскорей сесть к пианино и «вертеть на колу дырки».

«У неё ведь мать запойная», — иногда, словно вспомнив, говорила хозяйке Арина Михайловна. И вздыхала. «Как это?» — сразу возникал маленький Глебка. Вопросительным знаком. Но мама и няня сразу переводили разговор на другое.

Алёнка жила где-то на Петроградской стороне. Вместе с «запойной». В каком-то общежитии. Но дневала и ночевала у Яшумовых, у бабушки. «У девочки абсолютный слух, — за бокалом вина говорила подруге своей, виолончелистке Кургузовой, Надежда Николаевна. Под грохот пианино с усердными детьми. — Её нужно серьёзно учить. За полтора года она обошла даже Глеба. Который играет с пяти лет».

Подруги смотрели на двух усердных, которые в четыре руки наяривали шестой этюд Черни.

Мать Алёнки (запойную) Глебка видел только один раз. Возвращаясь однажды из школы. «Я вам не отдам дочь! — кричала растрёпанная странная тётенька на площадке, вытолкнутая туда бабушкой Ариной. — Не получите её! Алёнка моя! Слышите? Никогда! Я вам не запойная! Вот вам, вот! — показывала она закрытой двери целых две фиги. — Слышите? Куркули?»