Настройщик

— Да, — медленно ответил Эдгар, испытывающий облегчение от того, что разговор перешел от доктора на другую тему. — Мою жену зовут Кэтрин.

— Красивое имя, — сказала Кхин Мио.

— Да... да, я тоже так думаю. Я так привык к нему, что мне теперь вообще трудно воспринимать его как имя. Когда знаешь кого-то настолько хорошо, получается, что человек как будто теряет имя.

Она улыбнулась.

— Можно спросить, сколько лет вы в браке?

— Восемнадцать лет. Мы познакомились, когда я только начинал работать настройщиком. Я настраивал инструмент, принадлежащий ее семье.

— Наверное, она красивая, — сказала Кхин Мио.

— Красивая... — Эдгара поразила невинность тона сказанной фразы. — Да, красивая... хотя мы уже немолоды, — продолжал он сбивчиво, только для того, чтобы заполнить паузу. — Она была очень красивой, по крайней мере для меня... Когда я говорю о ней, я начинаю страшно скучать по ней.

— Простите...

— Ничего. Это даже замечательно. Многие мужчины после восемнадцати лет семейной жизни перестают любить своих жен... — он замолчал и посмотрел на реку. — Наверное, вы правы, я действительно не такой, как все, хотя не знаю, об одном и том же ли мы с вами говорим: я люблю музыку, фортепиано, мне доставляет удовольствие знать, как устроен звук. Может быть, в этом и разница. И я — тихий человек. Я очень много мечтаю... Но не стану утомлять вас разговорами об этом.

— Вы меня вовсе не утомляете. Но мы можем поговорить и о чем-нибудь другом.

— На самом деле, мне все равно. Я просто удивился, что вы заметили во мне что-то особенное. Многим женщинам не понравилось бы все то, о чем я говорю вам, англичанки любят мужчин, которые служат в армии или сочиняют стихи. Или становятся врачами. Которые умеют стрелять, попадая в цель. — Он улыбнулся. — Не знаю, имеет ли все это смысл. Я никогда не занимался ничем подобным. Англия сейчас переживает эпоху культурных достижений, военных завоеваний. А я всего лишь настраиваю фортепиано, чтобы другие могли на нем играть музыку. Мне кажется, многим женщинам я кажусь скучным. Но Кэтрин не такая. Однажды я спросил ее, почему она выбрала меня, если я такой тихий, и она ответила, что, когда она слушает музыку, она может услышать в ней мою работу... Наверное, это глупо и романтично, и мы были слишком молоды...

— Нет, что же в этом глупого.

Они замолчали. Наконец, Эдгар сказал:

— Странно. Я совсем недавно знаю вас, и уже рассказываю вам о том, о чем не говорю и с друзьями.

— Может быть, это как раз потому, что мы так недавно знакомы.

— Может быть.

Они помолчали.

— Я почти ничего не знаю о вас, — сказал он, и ветви ивы зашелестели.

— Моя история коротка, — начала она.

Ей был тридцать один год, она родилась в 1855-м в семье троюродного брата короля Миндона. Эдгар был поражен, когда она сказала об этом, и она быстро добавила:

— Это совсем ничего не значит, королевская фамилия настолько велика, что та капля королевской крови, которая была во мне, принесла мне только вред, когда на трон взошел Тибо.

— Вы же не хотите сказать, что приветствуете британское владычество?

— Я вполне счастлива, — просто сказала она.

Эдгар продолжал настаивать:

— Но многие в Англии убеждены, что колонии должны получить самоуправление. В некотором роде я с этим тоже согласен. Мы наделали немало дурного.

— Но и много хорошего, — возразила она.

— Никогда бы не подумал, что бирманец может такое сказать, — проговорил он.

— Мне кажется, ошибка правителей, вероятно, в том, что они думают, что могут изменить тех, кем правят.

Она проговорила это медленно, словно ее мысль вытекла, как вода из сосуда, и разливалась вокруг них. Эдгар ждал, что она скажет что-то еще. Когда Кхин Мио снова заговорила, она рассказала, что отец послал ее в маленькую школу для детей знатных бирманцев в Мандалае, где было всего две девочки в классе. Там она усовершенствовала свои познания в математике и английском языке, и по окончании школы ее пригласили обучать английскому учеников, которые были лишь на три года моложе ее самой. Ей нравилась работа учительницы, она подружилась с другими преподавателями, в том числе и с несколькими англичанками. Директор школы, в то время сержант армии, потерявший ногу в сражении, отметил ее способности и начал сам заниматься с ней после занятий в классах. Она говорила о нем так, как обычно рассказывают истории, конец которых хотят утаить. Но Эдгар не стал больше ни о чем спрашивать. Сержант заболел, на месте, где была произведена ампутация, неожиданно начала развиваться гангрена. Кхин Мио оставила школу, чтобы ухаживать за ним. Его лихорадило несколько недель, и потом он умер. Она была раздавлена горем, но все же вернулась в школу. Новый директор также стал приглашать ее к себе в кабинет после уроков, сказала она, опустив глаза, но с другими намерениями.