Читаем Настройщик полностью

Было еще светло. Много оставалось несказанного — он знал это, но перо дрожало в его руке, когда он подносил его к странице.

У ивы остановилась Кхин Мио, выражение ее лица показалось ему каким-то неестественным.

— Мистер Дрейк, — сказала она. Он поднял глаза. — Доктор Кэррол послал меня найти вас. Пойдемте, пожалуйста. Побыстрее. Он сказал, это важно.

19

Эдгар сложил письмо и пошел за Кхин Мио, прочь от реки. Она ничего больше не сказала, просто оставила его у дверей приемной доктора и быстро пошла обратно по тропинке.

Доктор стоял у окна и смотрел на лагерь. Потом обернулся.

— Мистер Дрейк, садитесь, пожалуйста. — Он жестом показал на стул и присел сам с другой стороны широкого стола, который использовал в своих хирургических целях. — Простите, что побеспокоил вас, вы так мирно сидели у реки. Вам больше, чем кому-либо другому, требуется время для отдыха. Вы играли великолепно.

— Это была чисто техническая пьеса.

— Нет, это было гораздо больше, чем техническая пьеса.

— А как саубва? — спросил Эдгар. — Можно только надеяться, что он думает так же. — Князь уехал утром на роскошном троне, установленном на слоновьей спине, многоцветная свита его растворилась в зелени джунглей. Его сопровождали всадники на пони, хвосты которых были выкрашены в красный цвет.

— Он очарован. Он хотел еще послушать, как вы играете. Но я настоял на том, что для этого будет еще более подходящий момент.

— Вы добились того, чего хотели?

— Не знаю. Я пока об этом не спрашивал. Прямота обычно не подходит для общения с князьями. Я лишь пояснил ему нашу позицию и ни о чем не стал просить, мы вместе отобедали и слушали вашу игру. Скажем так, «итог» наших усилий должен получить одобрение других князей. Но с поддержкой саубвы наши шансы на заключение соглашения возрастают. — Он подался вперед. — Я позвал вас сюда, чтобы просить о дальнейшем содействии.

— Доктор, я не могу больше играть.

— Нет, мистер Дрейк, на этот раз это не имеет отношения к игре на фортепиано, зато это касается войны, и мои личные поэтические встречи здесь не имеют значения. Завтра произойдет встреча шанских князей в Монгпу, к северу отсюда. Я хочу, чтобы вы поехали туда со мной.

— Поехать с вами? В каком качестве?

— Только для компании. Путь займет полдня, встреча будет продолжаться всего один день или ночь, в зависимости от того, когда они начнут. Мы поедем верхом. Вам, по крайней мере, представится возможность увидеть один из прекраснейших пейзажей во всех Шанских княжествах.

Эдгар начал говорить что-то, но доктор не дал ему возможности отказаться.

— Выезжаем завтра.

Только выйдя на улицу, Эдгар осознал, что Кэррол не приглашал его выезжать с ним за пределы лагеря еще со времени их путешествия в поющее ущелье.

Остаток вечера он провел у реки в раздумьях, озабоченный внезапностью предложенного путешествия и настойчивостью, которая слышалась в голосе доктора. Он подумал о Кхин Мио и их прогулке под дождем.

Может быть, он не хочет оставлять нас здесь вместе? Но тут же отбросил эту мысль: «Нет, дело наверняка в другом, я не сделал ничего плохого, ничего такого, что бы не соответствовало моему положению».

Тучи сгустились. На берегу женщины отбивали о камни белье.


На следующее утро они выехали. В первый раз со времени приезда Эдгара доктор облачился в офицерскую форму. На нем был пурпурный мундир с черной каймой и золотыми погонами, что придавало ему значительный и впечатляющий вид. Темные волосы были тщательно причесаны и смазаны маслом. Кхин Мио вышла, чтобы попрощаться с ними. Эдгар стоял к ней совсем близко и смотрел, как она говорила о чем-то с доктором на бирманском, смешанным с английским. Кэррол слушал ее, держа в руках жестяной портсигар, который он достал из нагрудного кармана, и выбирая сигару. Когда наконец Кхин Мио повернулась к Эдгару, она не улыбалась и смотрела так, словно не видела его. Пони были вымыты и вычищены, но в их гривах не было цветов.

* * *

Эдгара с Кэрролом сопровождали Нок Лек и еще четверо шанов, ехавших верхом на пони, все они были вооружены винтовками. Сначала поехали по главной дороге, ведущей к гребню горы, а потом повернули на север. День был прекрасный, прошедшие дожди отзывались прохладой. Доктор положил свой шлем на седло и задумчиво курил.

Эдгар молчал. Он думал о письме к Кэтрин, лежавшем у него на дне саквояжа в сложенном виде.

— Вы сегодня необычно молчаливы, мистер Дрейк, — сказал доктор.

— Просто задумался. Я только сейчас написал своей жене первое письмо из Маэ Луин. Рассказал о выступлении, о самом рояле...

Они ехали.

— Странно, — сказал наконец доктор.

— Что странно?

— Ваша любовь к «Эрарду». Вы — первый англичанин, который не спросил меня, зачем мне понадобился рояль в Маэ Луин.

Эдгар повернулся.

— Зачем? О, для меня это никогда не было загадкой. Я не видел более достойного места для этого инструмента, — он снова замолчал. — Нет, — произнес он наконец. — Я задаю себе вопрос: зачем здесь я.

Доктор вопросительно посмотрел на него.

— А я думал, что вы и этот инструмент неразделимы, — он засмеялся.

Эдгар тоже рассмеялся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза