Читаем Настройщик полностью

«Есть и другие схожие черты, — думал он. — Наши занятия во многом схожи, в них, как в немногих других, нет классовых различий — ведь все люди болеют и инструменты тоже, а концертные рояли расстраиваются точно так же, как пианино в заштатных кабачках». Эдгар хотел бы знать, какое значение все это имело для доктора. Сам он рано понял, что есть существенная разница между тем, что в тебе, твоей профессии нуждаются и ощущением того, что здесь принят. Хотя он часто бывал в домах высшего общества, где владельцы дорогих инструментов заводили с ним салонные беседы о музыке, он никогда не чувствовал себя там желанным гостем. И это отчетливое понимание чуждости здесь рождало, напротив, причастность к другому кругу: он часто чувствовал себя на удивление своим среди плотников, кузнецов или грузчиков, с которыми ему часто приходилось общаться по роду своей деятельности. Он вспомнил, как рассказал Кэтрин об этом чувстве отчужденности к светскому обществу. Это случилось вскоре после свадьбы, когда они однажды утром гуляли по берегу Темзы. Кэтрин лишь рассмеялась и поцеловала его, ее щеки раскраснелись от морозца, губы были теплыми и влажными. Он помнил это почти так же хорошо, как и ее слова: «Честное слово, мне нет дела до того, к какому обществу тебе удобнее принадлежать, мне нужно только, чтобы ты принадлежал мне». Вообще Эдгар находил себе друзей по интересам, руководствуясь тем чувством, которое сейчас, на пароходе, идущем в Рангун, испытывал к доктору.

«Жаль, что доктор так ничего и не написал о самом рояле, — подумал он, — потому что именно он, герой всей этой авантюры, и его отсутствие во всех материалах — самое большое упущение». Эдгар продолжал думать о Кэрроле. «Кэррол заставил армейских чинов читать его труды по естественной истории, и было бы только честно, если бы их заставили прочесть еще и о рояле», — эта мысль понравилась ему. В творческом порыве, когда в груди росло ощущение общей с доктором миссии, он встал, достал чернильницу, перо и бумагу, зажег новую свечу от той, которая уже почти догорела, и начал писать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза