Наступление

Хабиб как раз подъехал к распахнутым воротам склада, у которых изнывали от ожидания нанятые на разгрузку афганские беженцы из лагеря — как вдруг картонный ящик в кабине превратился в белый огненный шар, и этот шар в миллионную долю секунды испепелил кабину и вырвался наружу одновременно во все стороны, разрывая грузовик на куски. Через шесть десятых секунды в кузове старого Мерседеса сдетонировали восемь тонн ракетных снарядов. А еще через шесть с небольшим секунд — один из снарядов ударил по штабелю своих собратьев, складированных в ожидании большого наступления — и взорвался.

Почти сразу — взорвались и остальные…

— Вот…

Резко подул ветер — так почти не бывает в природе. Чтобы было безветрие, и вдруг резко ветер, такое бывает обычно в случае человеческого вмешательства в природу. Поднялась пыль — тоже очень резко и сразу, вся пыль, которая была в округе поднялась в воздух и понеслась на дорогу и дальше. Потом раздался глухой, но мощный удар, и почти сразу такой же — только в десять раз мощнее, такой, что содрогнулась земля.

Ветер усилился, стал ощутимо горячим.

Шило, хлопнув капотом, торопливо подбежал к своей двери, сунулся в машину. По правому борту Мерседеса уже барабанили мелкие камешки и скребла пыль.

— Вот это дало… так ее мать.

Машины, которых несчастье застигло на дороге — включали фары и давали полный газ, едва не сталкиваясь друг с другом. Полицейские торопливо уселись в машину — и рванули в сторону Пешавара, включив мигалку, прямо против движения.

— Аллаху Акбар — сказал старик — поехали.

Истинный масштаб трагедии осознали не сразу. Сначала пошел слух, что как и несколько лет назад в лагере Бадабер взбунтовались русские, взорвали склады с оружием. Потом — что военные взорвали прямо недалеко от Исламабада атомную бомбу, и тогда людей охватила паника. После этого — власти были вынуждены отреагировать, губернатор выступил по телевидению, и сказал, что взорвался военный склад боеприпасов и пожар локализован, так что причин для паники нет.

Но тех, у кого вылетели стекла в домах, стоящих за двадцать — тридцать километров от места взрыва, тех, кто видел поднимающийся до самого неба толстый черный столб дыма — выступление губернатора не успокоило.

Узбекская ССР, пригород Ташкента Колхоз имени Ленина 28 декабря 1987 года

Дурные времена стали. Ох, дурные…

Тяжелые времена!

Председатель колхоза имена Ленина, депутат Верховного совета Узбекской ССР Ибрагим Юсупович Магомедов сидел на втором этаже своего внешне скромного, хотя и набитого иностранной техникой — одних видеомагнитофонов здесь было целых три, не зачем, а просто, чтобы было — в тяжком раздумьи, стиснув голову руками. В висках пульсировала боль, обручем стягивая мозг, перед глазами плавали какие-то разноцветные круги. Он уже выпил две таблетки — но не помогало. И не поможет… уже не поможет.

Времена-то какие страшные настают…

Отец Ибрагима Юсуповича, в свое время начинавший скромным дехканином, выбился в люди единственно за счет хитрости своей крестьянской, проницательности, понимания приводных ремней жизни. Никогда не был против партии, против революции — наоборот, всецело ее поддерживал, но поддерживал холодно и с расчетом, чтобы дать поменьше, а взять побольше. Никогда не был против политики — как государство делает, так и надо, все учтено, такова генеральная линия и осуждать ее — ни-ни. Когда в Ташкент — город хлебный — начали свозить беженцев с голодных краев — отец, уже будучи бригадиром, зачастил в Ташкент. Хлебушек то был неучтенный, а у беженцев то ой много всего было. Ведь что берет с собой человек, отправляясь в дальнюю дорогу? Самое ценное и то, что можно легко нести с собой — золотишко, да деньги. Немало наменял в ту войну, немало — хватило, чтобы сыну своему партийную школу обеспечить, потом бригадирство, потом и председательство. Ну и… людям верхним дать, чтобы знали, хорошо знали. Ташкент то рядом — того и гляди, комиссия может нагрянуть, надо чтобы все в порядке было, и чтобы человек на таком хозяйстве верный стоял. А кто может быть вернее власти, чем Магомедовы?