Наступление

— Нет, в какой-то интендантской части в Венгрии. Он старше вас, но все еще поручик. Если у вас есть багаж, можете перенести его сразу же.

— Да, я перенесу, но, может быть, завтра, — промямлил Матейчо, так как у него не было вообще никакого багажа в казарме, кроме полотенца да милицейской одежды под кроватью в канцелярии батальона. — Сегодня уже можно спать здесь?

— Пожалуйста, комната в вашем распоряжении, — ответила она, и ему показалось, что при этом женщина улыбнулась как-то многозначительно.

Матейчо остался в комнате один. Рабочий день еще не кончился, но у него не было никакого желания возвращаться в казарму. Все равно и без него работа не остановится.

Он ощупал пружины, приподнял край одеяла. Простыни были белоснежные. Делал он это не потому, что сомневался в чистоте, а просто из любопытства. Он лег на спину, стараясь не испачкать покрывало сапогами. Хозяйка не выходила у него из головы. Матею просто не верилось, что ему посчастливилось жить под одной крышей с такой женщиной.

Около часа он лежал на спине, но в конце концов не вытерпел и решил найти какой-нибудь повод, чтобы поговорить с ней. Он оглядел себя в зеркале, пригладил каштановый упрямый чуб, несколько раз набычил шею, потому что ему все казалось, что воротник кителя немного широк. Выйдя из своей комнаты, он нерешительно остановился в коридоре и дрожащей рукой постучал в дверь кухни. Показалась хозяйка, все такая же ласковая и улыбающаяся.

— Пожалуйста, господин капитан, — учтиво пригласила она его.

— Хотел вас спросить, где можно умыться? — спросил Матейчо. Это пришло ему в голову в последний момент. Вообще-то он не мог похвастаться этой полезной привычкой, поскольку иногда день, а то и два не умывался.

— Вот умывальник, здесь будете умываться. Другой возможности нет. Может быть, не совсем удобно, но…

«Эх, — подумал Матейчо, — ради тебя я готов целую неделю никуда не выходить, как же мне может быть неудобно? Наоборот, даже очень удобно».

Она подала ему банное полотенце и из деликатности вышла из кухни. Матейчо зафыркал над умывальником, как конь, тщательно вытерся, причесал взъерошившиеся волосы, и в это время вошла хозяйка.

— Военному если не помыться за день два-три раза — плохо дело, от такого службы не жди, — назидательно изрек Матейчо.

— Я тоже очень люблю чистоту, — добавила хозяйка, чтобы что-то сказать.

— Для нас это первая необходимость, — болтал он, только чтобы найти повод для дальнейшего разговора.

— Пойдете на службу сегодня? — спросила она, как только Матейчо замолчал.

— О-ох, наша служба — это наказание, да и только! — Для большей убедительности он тяжело вздохнул. — Верите ли, я три дня и три ночи переезжал с места на место. Служба. Преследовали шпионов.

— Поймали? — спросила она с интересом.

— А как же! Как миленьких.

— Раз вы совершили такой подвиг, то заслуживаете отдыха. Останьтесь на ужин. Есть отличное винцо, мой луж славится во всей округе как мастер-винодел.

— Это что же, его главное занятие? — наивно спросил Матейчо.

— Нет, просто у нас свой виноградник. А муж — адвокат. Петр Цеков — может быть, слышали о нем?

— Да-да! — Матейчо сделал вид, что это имя ему известно, хотя сам впервые услышал его. — Как-то мне пришлось заниматься с адвокатами. Возможно, он вел дела наших ребят.

— Да, ведь это его работа, — добавила она.

— Стало быть, найдем общий язык, — промямлил Матейчо. — А как ваше имя?

— Раина, — ответила она и стала накрывать стол к ужину.

Матейчо переступал с ноги на ногу, с любопытством и скрытой завистью осматривая аккуратную и хорошо оборудованную кухню. Он все еще не мог преодолеть свое смущение и неловкость. Раина лукаво улыбнулась, указала ему место за столом:

— Пожалуйста, садитесь. Сейчас только налью в кувшин вина! — И она выскочила наружу.

Как только она вышла, Матейчо облегченно вздохнул и полушепотом сказал себе:

— Вот дела! Это тебе не то что в деревне. Ну, фельдфебель, ну, дьявол, разместил меня у такой крали…

Сначала Матейчо держал вилку неловко, рука его подрагивала, но после второго бокала появилась уверенность и веселое настроение.

Щеки Раины порозовели, язык развязался. Это придало еще больше смелости Матейчо, которым овладело внезапное пьяное желание говорить. Он и сам не мог себе объяснить, почему в присутствии этой женщины у него появилось желание рассказывать ей только страшные истории. Его не интересовало, что ее любопытство и сочувствие были притворными. Он спешил выставить себя в лучшем свете, таким, каким он себе и во сне не снился. Стоило ему вспомнить, что он был в тюрьме, как его подхватила неудержимая волна бахвальства. Он рисовал себя первым среди лучших. Притворно-наивные вопросы Раины подбадривали его еще больше.

— Ах, вы были приговорены к смертной казни? — спросила она, слегка прикусывая нижнюю губу.

— Конечно! — самодовольно рисовался Матейчо. Он врал не моргнув даже глазом: — Целую ночь сидишь, бывало, в камере и ждешь, что каждый миг звякнет ключ и тебя поведут на виселицу…

— Ох, это ужасно, мое сердце разорвалось бы… — вся дрожа, проговорила хозяйка.