Наступление ч. 4(СИ)

Он лежал час, а потом — еще один час и еще. Солнце карабкалось все выше по лазурно-синему небосводу, однажды к его укрытию близко подползла змея, видимо, решившая погреться на камне — но вовремя почувствовала человека и скрылась. Впереди — никого не было.

— А'узу би-Лляхи мин аш-шайтани: мин нафхи-хи, ва нафси-хи ва хамзи-хи.[88] — сказал Зардад, полагая, что стал жертвой козней шайтана, который сейчас довольно ухмыляется, гордый тем, что внушил страх вооруженному мужчине и воину, вынужденному пролежать три часа на горном склоне вместо того, чтобы идти за добычей.

Зардад встал и пошел дальше — но не успел пройти и ста шагов, как из-за спины его окликнули

— Да спасет тебя Аллах в Судный день, Зардад!

Зардад резко повернулся, вскидывая винтовку. На камне, том самом, за которым он лежал, сидел моджахед, держащий в руках русскую снайперскую винтовку.

— Кто ты? — спросил Зардад — ты назвал мое имя! Откуда знаешь мое имя?

— Твое имя Зардад и ты воин людей Африди. Я знаю тебя — ответил моджахед

— Откуда ты меня знаешь?

— Я знаю тебя и твою клятву потому, что я Змарай, пуштун и воин людей Шинвари. А ты еще не забыл, чем ты клялся?

Зардад по-прежнему держал неизвестного на прицеле

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

— Лишь Аллах может читать в сердцах, но я скажу тебе. Я, Змарай, пуштун и воин людей Шинвари приговорил подлую собаку Уль-Хака к смерти, да будет Всевидящий верным свидетелем моим словам. Не позднее чем через год подлый каратель пуштунского народа умрет, и смерть его будет страшна. Год еще не прошел, и я жажду мести.

Зардад опустил винтовку

— Почему тебя не было так долго?

— Пуштун свершил свою месть через сто лет и сказал: я поспешил. Месть сладка, мой друг, и это блюдо лучше всего есть холодным. Я — готов пойти по пути мести, и что будет в конце — ведомо одному лишь Аллаху. А ты, брат — готов?

Зардад заметил, что пуштун говорит хоть и по пуштунски — но некоторые слова произносит примерно так, как это делается на языке дари, государственном языке Афганистана, который имеет хождение на севере и в центре страны, в том числе в Кабуле. Значит, этот человек родом не из этих мест. Это могло быть правдой — потому что война перемешала людей, согнала с места целые племена и пуштун шинвари вполне мог жить в Кабуле, там, где говорят на дари и научиться там этому языку. Но могло быть и по-другому.

И все-таки выглядел этот человек как пуштун и моджахед. И говорил — как пуштун и моджахед, не было никакой разницы.

— Я готов, но как мы убьем тирана?

— Немного терпения, брат. Немного терпения, ибо терпение — несомненное достоинство мужчины. Ты помнишь, где мы встретились в первый раз?

— Да.

— Тиран будет там снова. На этот раз я хочу взорвать его.

— Взорвать? Но как ты его взорвешь?

— У меня есть бомба. Хорошая бомба, ее дали мне американцы, чтобы я взорвал ее у шурави — но я решил, что нет ничего важнее, чем убить тирана и освободить пуштунский народ от гнетущих его оков. Эту бомбу надо донести до места и установить. Мне нужен проводник. Ты знаешь те места?

Зардад те места знал.

— Нет таких мест в горах, которых бы я не исходил в поисках добычи на много дней вокруг. Но там очень опасно.

— Именно поэтому, мне нужен проводник. Я и еще один человек — мы понесем бомбу.

— Еще один человек? Эта бомба так велика?

— Эта бомба столь велика, что от ее взрыва содрогнутся в ужасе сердца даже самых стойких. И пуштунский народ навсегда оставят в покое враги, кем бы они ни были.

Зардад задумался

— Ты хорошо говоришь, брат…

— Клянусь огнем очага и хлебом, который питает нас, что тиран умрет, и умрет он от рук мстителей — пуштунов — повторил клятву человек по имени Змарай

Делать было нечего. Надо было выбирать.

— Клянусь огнем очага и хлебом, который питает нас, что оставлю все происходящее в тайне и сделаю все, чтобы убить тирана — подтвердил свою клятву и Зардад.

— Я рад, что встретил на своем пути брата, а не подлого бинамуса — пуштун по имени Змарай поднялся с нагретого солнцем камня — пойдем, я застрелил горного козла в двух переходах отсюда. Возьмешь мясо.

— Я не могу взять мясо животного, которого не убил своей рукой.

— Клянусь Аллахом, ты неисправим. Я помогу тебе и поделюсь с тобой мясом как брат. Разве брат не может поделиться пищей со своим братом? Пошли.

Через два дня, как и было условлено, поздно вечером Зардад взял свою винтовку и пошел на юг, хорошо ему знакомой тропой. Он шел широко и размашисто, как солдат, он знал эту тропу так, что ночью мог идти по ней как днем. Примерно через полтора часа, он вышел к нужному ему камню — но там никого не было.