Наступление продолжается

Впереди оказались немцы. Но они, видимо, не намерены были принимать бой. Сделав несколько выстрелов, сразу повернули в сторону. Стреляя на ходу, разведчики устремились в погоню. Но бегущие немцы исчезли в снежном вихре.

Белых приказал прекратить преследование. Нельзя было уклоняться от своего маршрута, да и патроны нужно было беречь.

— Никуда не уйдут! — уверенно сказал старшина. — Кругом наши.

Уже совсем стемнело. В поле ничего не было видно. Старшина несколько раз останавливался, чтобы сориентироваться. До лежащего впереди села, которое, как было известно, уже занято войсками соседнего фронта, оставалось километров девять.

Через некоторое время Белых увидел в поле темное вытянутое пятно. Оно медленно перемещалось по направлению ветра.

— Ложись! — скомандовал он.

Прямо на них, шагах в двадцати, шел, внезапно возникший из вьюги, человек в белом.

— Хальт! Бросай оружие! — закричал Федьков, лежавший впереди остальных.

Человек в белом сразу припал к земле.

— А вы кто такие? — донеслось до Федькова.

— Свои, а ты?

— Ну и я свой! — привстал человек. — Вы какого фронта?

— Первого Украинского.

— А мы Второго. Вон наши идут.

— Вот здорово! — обрадовался Федьков и, обернувшись, крикнул своим, перекрывая свист метели: — Давай сюда! Здесь Второй Украинский!

* * *

Едва утихла стрельба, санинструкторы и санитары вышли разыскивать раненых, которых не успели подобрать во время боя. Это была нелегкая работа. В метельных сумерках приходилось обшаривать дворы, сараи, хаты, огороды, сады, канавы.

На самом краю села, уже почти в поле, около большого дерева, раскрошенного снарядом, по краю воронки валялись обрывки армейского полушубка, клочья ватного обмундирования.

— Вот дало! Не оставило ни имени, ни отчества, — покачал головой санитар, шедший рядом с Ольгой.

— А это что?

Он подобрал с земли полевую сумку с оборванным ремнем и подал ее Ольге. Она хотела посмотреть, что в сумке, но было уже темно, да и некогда заниматься этим. Мимо шли в село солдаты, и Ольга отдала находку им, с наказом передать сумку на КП батальона.

— А ты Зине не сказала, что слышала про Яковенко? — вдруг спросил санитар.

— Нет, не сказала, — ответила Ольга. — Зачем, может, это неправда? Как Яковенко попадет к танкистам?.. Может, солдаты обознались. Другого приняли за нашего капитана…

— Может быть, и так, — согласился санитар.

Бересов приказал командирам батальонов отвести весь личный состав на отдых в село. Алешин, вернувшись с ротой в Комаровку и распорядившись о размещении солдат по хатам, сразу же собрался идти на КП батальона.

Заявление, которое он не решился накануне боя отдать Бобылеву, все еще лежало в кармане его гимнастерки, и Алешин хотел наконец вручить его замполиту. Младший лейтенант считал, что сегодня он заслужил право на это.

Два часа назад, после того как бой был окончен, Алешин, придя к Гурьеву за дальнейшими указаниями, не утерпел и спросил не без трепета и тайной надежды:

— А какое подразделение из нашего полка первым в село вошло?..

Гурьев невольно улыбнулся, догадавшись, что хотел бы услышать в ответ молодой командир роты, и сказал:

— Считайте, что первой вошла ваша рота.

Алешин засиял, хотя и пытался сохранить невозмутимый вид. «Все-таки умею я ротой командовать!» — с удовлетворением подумал он о себе.

Сейчас, вспоминая все пережитое сегодня, Алешин чувствовал, что прошедший боевой день сделал его намного взрослее. Именно сегодня он особенно ясно ощутил, что он уже не тот неоглядевшийся мальчик с только что надетыми офицерскими погонами, каким был три месяца назад. Он справился с порученной ему большой обязанностью и прежде всего справился с самим собой, с неуверенностью в своих силах. Он чувствовал теперь себя настоящим командиром.

Алешин вынул заявление и развернул его. «Клянусь быть достойным членом великой партии», — прочел он уже много раз перечитанные, но всегда заново волнующие слова. Младший лейтенант бережно положил заявление в грудной карман и отправился на КП. Когда он пришел туда, то увидел, что Гурьев недвижно сидит за столом, крепко сцепив пальцы рук. Его наклоненное лицо было строгим и сосредоточенным. «Что это он? Устал, или беда какая?» — встревожился Алешин. Помедлив, спросил:

— Здесь старший лейтенант Бобылев?

— Бобылев? Нет Бобылева… — услышал он в ответ.

— А где он?

— А вот… — Гурьев показал на стол.

Алешин взглянул и понял все. Перед ним лежала так хорошо знакомая сумка замполита. Она была иссечена осколками.

— Убит?..

— Снарядом…

Гурьев обеими руками подержал сумку и осторожно, словно боясь, что она развалится, положил ее. Алешин растерянно проговорил:

— А я ему заявление принес…

— Давно тебя Николай Саввич хотел коммунистом видеть, — голос Гурьева потеплел, — когда еще я рекомендацию дал.

— Не решался я… Не верилось, что могу…

— Почему же? Партия тебе поверить готова, так и ты в себя поверь.

— Я верю…

Алешин медленно положил приготовленное заявление на сумку замполита. Ему, как и Гурьеву, казалось, что Николай Саввич Бобылев по-прежнему здесь, с ними… Ведь и раньше, даже если его и не было видно рядом, всегда чувствовалось, что он есть.

* * *