Наступление продолжается

…Это был, наверное, ловкий и толковый паренек, недавний тракторист или комбайнер, веселый комсомолец и взыскательный к себе служака. Настигнув врага, он бросил свою машину вперед, в гущу вражеской колонны. Оставляя за собой крошево из вражьих тел и машин, с громом прошел он по полю и взлетел на этот курган. Но тут дымным факелом вспыхнула его машина. Может быть, он так и остался в ней. А может быть, объятый пламенем, израненный, успел выпрыгнуть наружу, пробежал несколько шагов и, теряя силы, упал в снег. И долго еще полыхал этот жертвенный огонь. Снег таял под ним, и земля, жесткая от холода, стала теплее и мягче. И пепел героя смешался с ней — с многострадальной и многославной землей украинского народа, землей, на которую пролили кровь казаки Богдана и Богуна, солдаты русских полков во многих войнах и походах, бойцы Щорса, Пархоменко и Буденного и тысячи ровесников этого воина.

Его боевые друзья умчались вперед. Может быть, даже на минуту не смогли они задержаться, чтобы отдать ему последний долг. Где-то уже далеко они сейчас. Новый приказ движет их.

Пройдет немного времени. Откатится на запад гул войны, и больше никогда не услышит его эта степь, хотя и не переведутся еще на свете охотники до восточных походов. Будут убраны все огрызки войны, все мертвое железо. Травы встанут над костями незадачливых завоевателей. Человеческий труд — страстный, как любовь, вдохновенный, как поэзия, и упорный, как война, — все обновит на этой земле.

А танк будет оставлен здесь, на кургане, памятником на вечные времена. Весной, когда стает снег, пройдет близко трактор, весело рокоча мотором. Дробя солнце в сверкающих отвалах, плуг вздыбит черные, маслянистые пласты. В жаждущую оплодотворения землю падут семена. Дружной стеной встанут вокруг кургана высокие хлеба. В жаркий день зазвенят над полем звонкие девичьи песни, величественными кораблями поплывут по нему комбайны.

С вершины кургана далеко-далеко будет видно золотое море хлебов, взращенных на месте битвы. И тот, чья машина стоит на кургане, не будет забыт никогда, хотя никто, может быть, в этих местах так и не будет знать ни имени его, ни звания… Но всегда, проходя мимо, с благодарностью вспомнят люди о павших здесь ради их счастья.

И часто будут потомки подыматься на курган, чтобы прикоснуться к памятнику грозного и славного в истории народа четырехлетия, любовно погладить уже крепко тронутую годами сталь машины. А ребятишки, любопытные до всего, приведут сюда деда — ветерана Великой войны и потребуют рассказать о ней. И никуда не деться старику: усядется он с ребятами на зеленую траву, прислонясь спиной к теплой броне, и начнет свое длинное и славное повествование. А вечером, возвращаясь с поля, остановятся мимоходом девчата и кто-нибудь из них повесит свой венок на шершавый от времени пушечный ствол, по-прежнему зорко глядящий вдаль.

1951

ЗДРАВСТВУЙ, ТОВАРИЩ!

Глава 1 ПОЛК УШЕЛ ВПЕРЕД

Полуторка, дребезжа и подпрыгивая на выбоинах, мчалась пыльной дорогой к переправе. Реки еще не было видно, однако впереди, в неясной дымке, уже угадывался противоположный берег.

Старший лейтенант Гурьев, стиснув зубы, чтобы не прикусить языка при тряске, сидел в кузове на ящиках со снарядами.

Знакомые места! Здесь в конце марта наступали… Шли ясным утром через задичавшие, бурые от прошлогоднего бурьяна поля, мимо седого от высохшей полыни древнего кургана. Шагали в каком-то торжественном молчании: близка граница, до которой так далек и труден был путь! Слышался только мерный звук шагов да чавканье жирной, набухшей земли под ногами. Совсем близко впереди вдруг встали ровным рядом черные столбы разрывов. Назад, к санитарной повозке, под руки вели раненного осколком усатого солдата, и он досадливо ругался: до границы не дошел…

А теперь — высокой стеной стоят по обеим сторонам пути золотые копья кукурузы; дальше, сколько хватает глаз, раскинулась плодовитая молдавская степь, уже заметно пожелтевшая от знойного солнца. А вон подбитый «тигр» вытянул меж кукурузных стеблей облезлую ржавую пушку, похожую на огромную дубину с шишкой на конце. Кто подбил тогда эту махину? Кажется, дивизионные артиллеристы…

Нелепо торчит этот мертвый танк, — все вокруг зелено, неистребимой силой жизни залечиваются раны земли.

Биенье жизни всюду есть.
И почве, взрывом опаленной,
Дано когда-нибудь зацвесть
Цветеньем юности зеленой…

Эти почему-то так крепко запомнившиеся Гурьеву строки сложил давнишний фронтовой друг его, командир полковых связистов лейтенант Буровин, немножко поэт и мечтатель. Никто, кроме Гурьева, не знал, что лейтенант пишет стихи: держал Буровин это в большой тайне. Теперь над могилой стихотворца трава встала: убит он в прошлом году под Орлом…

* * *