Читаем Наступление продолжается полностью

Атака, поддержанная пулеметами и минометами, шла успешно. Противник, огрызаясь, откатывался обратно к Комаровке. Село было совсем недалеко. Светало. Яковенко уже видел выступающие над дальним краем снежного поля крыши крайних хат.

Командир правофланговой роты доложил ему, что подразделения второго батальона подтянулись, идут рядом и тоже успешно продвигаются к селу.

«Шалишь! — с неудовольствием подумал Яковенко, мысленно обращаясь к командиру второго батальона. — Раньше меня в Комаровку войти метишь? Не выйдет!»

Нетерпение охватывало капитана: «Чтобы меня да обогнали? Сейчас буду в селе! Вот оно, близенько, рукой подать! Эх, орлы, еще, еще немножечко — и там!.. Завтра в газете будет: «Батальон капитана Яковенко первым ворвался в населенный пункт, сломив отчаянное сопротивление врага…» Хорошо!»

— Соединить с командиром полка! — приказал капитан телефонисту, сидевшему рядом в наспех вырытом окопчике, и порывисто схватил трубку.

— Выше к южной окраине! — торопливо, уже подымаясь на ноги, доложил он. — Переношу свой КП вперед!

— Молодец! — ответил довольный Бересов. — Жми! Соседи тебя поддержат.

Положив трубку, Яковенко вдруг смущенно подумал: «Поторопился малость. Ну да ничего. Раз уж доложил, значит, обязан выполнить. В селе я все равно сейчас буду».

Однако с каждой минутой командир батальона все более убеждался, что он ошибся в своем расчете. Дойти до крайних хат, таких близких, оказалось весьма нелегко.

На помощь немцам, залегшим перед Комаровкой, выходили откуда-то из степных лощин и оврагов все новые и новые группы солдат. Ответный огонь противника с каждой минутой усиливался. Справа, где перестрелка шла особенно ожесточенно, противник уже подымался в контратаку.

Яковенко приказал Скорнякову встретить контратакующего противника в штыки. Комбат надеялся снова сбить врага и достичь все-таки окраины Комаровки.

Выполняя приказ комбата, Скорняков дважды подымал в атаку своих солдат. Но противник неистовым огнем прижимал роту к земле.

Скорняков видел, что поднять сейчас всю роту единым рывком нельзя, и не потому, что трудно оторвать залегших солдат от земли. Нет, скорняковская рота всегда подымалась в атаку дружно. Причина была в другом: слишком велики будут потери, атака вновь захлебнется. Он приказал продвигаться вперед мелкими группами — ползком, короткими перебежками.

Яковенко тем временем выходил из себя: рота Скорнякова ближе всех подошла к селу и вот — застряла!

— Немедленно атакуй! — кричал он в телефонную трубку. — Что, сильный огонь противника? А вот сейчас я сам приду и поведу твою роту! За мной бойцы пойдут!..

«Что ж, и за мной пойдут… — подумал с обидой Скорняков. — Только с умом вести их надо…» Он понимал, что в данный момент атака едва ли сможет быть удачной. Но у командира батальона могли быть свои расчеты, неизвестные Скорнякову. Приказ есть приказ…

Скорняков в третий раз повел своих солдат в атаку.

Но снова рота вынуждена была залечь.

Вражеский огонь нужно было подавлять огнем.

«Эх, артиллерию бы сюда!» — с досадой думал Яковенко. Но почти вся полковая артиллерия была еще на подходе. Пока Яковенко мог рассчитывать только на своих батальонных минометчиков. Однако они не могли вести сильного и продолжительного огня: мин было в обрез.

Положение усложнялось с каждой минутой. По звукам выстрелов было понятно, что противник обходит батальон справа, на фланге роты Скорнякова. «Пойду сам туда! — решил капитан. — Отсюда, с моего наблюдательного, плохо видно».

Через несколько минут он добрался до командного пункта роты, но вместо Скорнякова увидел там одного из командиров взводов — младшего лейтенанта Алешина, совсем юного, ему, наверное, не было и девятнадцати.

— Товарищ капитан, — доложил Алешин, — Скорняков ранен. Команду принял я.

Алешин был очень взволнован тем, что на его плечи в такой трудный момент вдруг легла ответственность за всю роту. Вот так же страшно бывало перед школьными экзаменами. Как хотелось иногда, чтобы экзамен не состоялся! Но было ясно, что экзамен неизбежен и его надо выдержать.

По указанию Яковенко Алешин возле самого своего наблюдательного пункта установил станковый пулемет. Под огнем этого пулемета гитлеровцы прижались к земле.

«Отобьем!» — с надеждой подумал Алешин.

Рота поспешно закреплялась на рубеже. Солдаты торопливо орудовали малыми лопатками, выбрасывая мерзлый чернозем, перемешанный со снегом. Лопаты почти не брали землю, успевшую промерзнуть после недавней оттепели.

Вдруг станковый пулемет смолк.

Гитлеровцы повалили снова.

— Я сейчас! — крикнул Алешин подошедшему в этот момент капитану и подбежал к пулеметчикам. Один из них лежал ничком. Другой, раненный, был возле своего напарника. С его ладоней на снег падали алые капли.

Младший лейтенант поправил ленту и хотел было пустить длинную очередь, но, услышав рядом тревожный крик раненого пулеметчика, оглянулся. Ломая бурьян огромными сапогами, на Алешина бежал высокий краснолицый гитлеровец в поблескивающих металлической оправой очках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза