Наступление продолжается

— Ну, какой еще из меня комбат? — сказал он. — Да у меня и командирских данных нет…

— Данные? — улыбнулся Бересов. — Основные данные — это ум в голове, совесть в сердце да твердая воля. А знания и навыки — дело наживное, стоит только захотеть. А захотеть ты обязан…

Гурьев не был честолюбив. Но похвала приятно взволновала его. Состояние какой-то душевной легкости ощутил он сейчас. Вот почти такое же чувство испытывал он десять лет назад, когда успешно провел свой первый самостоятельный урок и понял, что из него выйдет учитель…

До сегодняшнего боя Гурьев считал, что от него по службе требуется одно: добросовестно исполнять свои обязанности, как он всегда исполнял их. Но теперь…

«Захотеть ты обязан», — сказал Бересов. Захотеть… А это прежде всего значит — не считать временным для себя дело, которое тебе поручено… Гурьев в эту минуту подумал: «А может, мне и впрямь суждено быть командиром? Отвечающим за все жизни, мне вверенные. И до самого конца войны…»

Молча постояли еще немного. Бересов не спеша попыхивал своей трубкой. Ее дымок, сизый и тонкий, как-то особенно спокойно, по-мирному, легкими струйками подымался вверх и растворялся в морозном воздухе.

Попросив у Бересова разрешения идти, Гурьев поспешил в батальон. Ему хотелось поделиться своей радостью со всеми, и прежде всего с Бобылевым, рассказать, что командир полка доволен действиями батальона.

А Бересов с Ириновичем тем временем спустились вниз. Вдруг они увидели мертвого человека, лицо которого им показалось знакомым. В его руке, связанные утками, были зажаты новехонькие немецкие офицерские сапоги, доверху набитые пиленым сахаром.

— Цибуля! — удивился Бересов.

Действительно, это был военфельдшер. Он лежал, широко раскинув ноги.

— Надо документы и награды взять, — озабоченно сказал Иринович.

— Какие у Цибули награды! — нахмурился Бересов. — За легкомыслие, что ли? Умереть и то не сумел по-солдатски.

И, еще посмотрев на тело Цибули, Бересов сказал с огорчением:

— Несерьезно жил, несерьезно и умер. А можно бы и его человеком сделать. Не успели… — и повернулся к адъютанту: — Распорядись похоронить как положено.

Бересов и Иринович пошли дальше. Во многих местах сцепившиеся, расщепленные снарядами и минами повозки и машины образовали настоящие завалы.

Всюду по оврагу бродили брошенные лошади, опустив раскосмаченные гривы. Сквозь посвистывание вновь ставшего сильным ветра изредка слышались то отрывистые, то протяжные стоны и крики. Это кричали раненые немцы, которых еще не успели подобрать санитары, подбиравшие всех — и своих и чужих. Изредка над оврагом пролетали какие-то случайные пули. Кто в кого стрелял, понять было трудно. Но было известно, что еще остались не сдавшиеся в плен враги. Их выискивали наши солдаты, держа оружие наготове.

Глава 6 ВЬЮГА

Под конец дня командир дивизии доложил в штаб корпуса о том, что ввиду полного уничтожения противника боевые действия в районе Комаровки прекращены. К селу вышли все полки дивизии, а также многие другие, наступавшие рядом стрелковые части и конники. С левого фланга, разметав огнем и гусеницами остатки вражеской колонны, раздавив последние пулеметные гнезда на окраине села, подходили к Комаровке «тридцатьчетверки».

Солдаты первого батальона не могли видеть большого танкового боя, который разгорелся утром в степи, в стороне от участка, где наступали они. Танкисты много и славно поработали в этот день: застывшие в степи вражеские машины с оборванными гусеницами и развороченным нутром свидетельствовали об этом. Стрелки еще не знали, какую большую подмогу оказали им танки.

И вообще, многое ли открыто взгляду солдата, идущего в стрелковой цепи? Слышит он, как грохочет кругом, да видит лишь товарищей слева и товарищей справа.

Велико поле сражения, и не всегда доступно взору солдата все то, что происходит на этом поле. Но знает он, какая огромная сила помогает ему! Откуда-то сзади, невидимые, расчищая пехотинцу дорогу, бьют многочисленные полковые, дивизионные, корпусные пушки. Глуша вражеские огневые точки, расшибая «тигров» и «пантер», идут танкисты — надежные друзья стрелков; проносятся, обрушивая смерть на голову врага, грозно ревущие краснозвездные штурмовики и пикировщики. За движением цепи, в которой наступает рядовой, следит внимательный и заботливый командирский глаз. Путь, по которому должен пройти боец, многократно рассчитан и размерен на точных штабных картах. О судьбе солдата, об успехе его сегодняшнего боя думают и беспокоятся тысячи и тысячи людей, начиная от его жены и детей, которые где-нибудь в далеком зауральском городке с нетерпением и трепетом ждут письма из действующей, и кончая маршалами в Верховной Ставке, которые озабоченно склоняются над огромными картами фронтов.

И когда помнит солдат о всей этой великой всенародной заботе о нем — уверенно держит он в руках свое оружие и смело идет вперед, хотя, может быть, сейчас, в минуту боя, видит он около себя только товарища слева и товарища справа.