Насты

– В самом деле, – проговорил он задумчиво, – насколько же в России недостает лидеров… Казалось бы, сколько лет прошло с тех времен, когда их истребляли? И все еще почти не выросли…

– Это народ такой, – сказал Зяма. – Вроде бы все атеисты, как сами говорят гордо, но богобоязненные и послушные. Бога нет, потому страшатся власти.

Валентин указал на флаги, что начинают поднимать над толпой.

– Кого тут только нет… Даже и не верится, что все это мы начали.

– Народ такой, – повторил Зяма. – Стадо баранов! А баранам всегда нужен козел, чтобы вел стадо на бойню… или еще куда.

Данил зыркнул на меня, верховного козла, но молчал и рассматривал толпу, что становится все шире, тяжелее, массивнее, на глазах наливается силой и злостью.

Все верно, стоило только начать, вон как охотно присоединились десятки партий и движений. Разве что так называемая системная оппозиция настороженно держится в стороне, тем самым теряя людей, начавших перебегать к нам.

Пока что это просто веселая праздничная толпа, в самом деле как первомайская демонстрация древнего образца. Над головами реют знамена, только теперь вместо единых красных полотнищ развеваются и самые разные, хоть красных и больше, а вместо понятных серпа и молота, что по-народному «коси и забивай», всякие «левые фронты», «народные фронты», «русские фронты», «демократические фронты», «либеральные фронты» и даже «анархистские фронты», а уж от названий партий так и вовсе рябит в глазах.

Из переулка на площадь крадучись выдвинулись и замерли скромно на самом краю у бровки четыре полицейских автобуса. Полицаи выползают вяло, как не проснувшиеся еще как следует перезимовавшие мухи, омоновцы выскакивают живо, моментально становятся в цепь, щиты, как у спартанцев, постоянно направлены в сторону противника, в руках темные дубинки.

– Драка будет? – спросил Данил.

– Обязательно, – ответил я. – Наш сбор никто не санкционировал, разрешения мы не просили…

– Никаких просьб к сатрапам! – сказал Зяма.

– Так что нас прямо сейчас начнут вытеснять, – сказал я, – только вот что, ребята… Это наш пробный выход после зимы. Смотр сил. Не увлекайтесь, не давайте себя повязать…

Зяма сказал деловито:

– Пусть других вяжут! Их много, не жалко.

– Молчи, шпион, – сказал я. – В общем, чтобы выиграть войну, в этой схватке нужно будет отступить. Как только станет жарко.

Зяма сказал с энтузиазмом:

– Мудрый ход, бугор!.. А противник решит, что с нами справиться совсем как бы запросто.

– И на следующий раз, – сказал Данил задумчиво, – не пришлет омоновцев побольше… Так?

Я сдвинул плечами.

– Не знаю. Так далеко не рассчитываю. Просто чувствую, как хомяк грозу, когда, что и как надо. В общем, это у нас просто смотр наличия, а не прочности.

Омоновцы, сомкнув щиты, пошли двумя линиями сперва быстро, а в двух шагах от орущей толпы сдвинулись еще плотнее, уперлись в землю подошвами.

Я смотрел, как две фракции, защитников власти и защитников свободы, вошли в соприкосновение, там началось уплотнение, так как омоновцы жмут, а ребята не отступают, выдерживают.

Слышны крики, но еще не злобные или яростные, больше веселья и молодого задора, что-то типа: жмите-жмите, нас больше, такую толпу не сдвинешь, размечтались…

– В старину, – сказал Грекор, – вот так выходили подраться. Улица на улицу, село на село.

– А мы, – сказал Данил, – ходили бить московских.

– А сам ты откуда?

– Из Люберец.

– А-а-а-а, понятно… То-то такой бычок.

Через головы видно, как омоновцы умело выдернули из толпы одного крикливого, а он то ли полный идиот, то ли просто желающий привлечь внимание, громко орет в их руках: «Кто нас задерживает?.. Представьтесь! Предъявите документы!»

Его молча и угрюмо дотащили до автобуса и весьма вежливо впихнули вовнутрь.

Данил сказал презрительно:

– Надеюсь, его хоть там отмудохают.

– Разные люди на митинге, – согласился Валентин. – Наверное, римского права начитался…

– До средневекового не дошел?

Валентин хмыкнул:

– Зато полицаи только средневековое и знают.

На ту сторону площади прибыли еще автобусы с синими полосками на боках и заднице, где белым скромно и стыдливо написано «полиция», причем без прописной буквы, будто стараются быть совсем уж незаметными и тихими.

Грекор процедил с ненавистью:

– Как бы им хотелось нацепить на морды такие же маски, как у нас… Чтоб люди не видели их свиные морды. Зяма, пойдем отмудохаем их?

Зяма ответил с достоинством:

– Мне, как высшей расе, запрещено прикасаться к свинине.

– Так это ж жрать запрещено!

– И прикасаться, – пояснил Зяма. – А вдруг эта свинья укусит или пнет в ответ?

На площадь запоздало прибыл микроавтобус с эмблемой телестудии, за ним еще два. Оттуда торопливо выскакивают обвешанные аппаратурой операторы и рассерженные корреспонденты, как же их не предупредили о таком событии заранее.

Я скользнул по ним взглядом и снова повернулся к сшибке омоновцев и демонстрантов. Ребята раззадорились, с веселыми воплями начинают теснить противника. Омоновцы упираются изо всех сил, но подошвы скользят по брусчатке.

Валентин сказал с неудовольствием:

– А вот это мне как-то не весьма…