Насвистывая в темноте

И тут в палату вошла та нянечка и объявила, что у папы то ли спячка, то ли горячка. Я не совсем уловила, потому что у нее был странный такой говор.

Тру виновата в том, что папа угодил в больницу? Это все из-за Тру? Да она и машину-то водить не умеет, ей семь лет всего! Ох, папочка… И я понятия не имела, за что он хочет простить маму и почему сам ей не скажет, — хотя это, наверное, оттого, что она обезумела от горя, как выразился доктор.

Папа уже уснул, но я все равно шепнула ему: «Вас понял, выполняю, конец связи». Мы с ним все время так прощались. В точности как Пенни прощалась со своим дядей Небесным Королем, когда тот уже мчался по чистому синему небу в своем самолете «Певчая пташка»[2]. Мы с папой просто обожали этот сериал, смотрели его каждое утро по субботам, потому что папа тоже был когда-то летчиком.

А потом нянечка сказала:

— Время посещений истекло.

— Но мне еще нужно… — начала было я, но старушка так замотала головой, что мне сразу сделалось ясно: никаких «но». Все, что я хотела сказать, потерпит до завтра.

Я взяла папу за колючий подбородок и повернула папино лицо к себе, чтобы чмокнуть в щеку, легонько, как бабочка (его любимый поцелуй), а потом — в кончик носа, на манер эскимосов (это уже мой любимый).

Я дала ему свои обещания, а через три дня папу похоронили. Извиниться я так и не успела.

Глава 02

Прошлым летом, когда мне стали сниться жуткие кошмары про Тварь из Черной Лагуны[3], мама отправила меня на прием к доктору Салливану. Это кино про джунгли Амазонки, там глубоко-глубоко в реке жило чудище, которое выныривало со своей глубины, как проголодается, и цапало людей. Когда папа умер, я только и думала, что о Твари, которая явится за мной, или Тру, или Нелл, или мамой, и что мы тогда станем делать? Мы ведь вовсе не такие сильные, как папа. Так уж получилось. И что совсем меня доконало: выяснилось, что наш дом всего-то в трех кварталах от лагуны Вашингтон-парка. Как раз где нашли бездыханную Джуни Пяцковски. А человека, который оставил ее одну-одинешеньку у красных лодок напрокат, не нашли. Я только диву давалась, отчего никому и в голову не придет, что Джуни вполне могла убить Тварь, ведь чего-чего, а на-стыр-ства у Твари было в избытке. Вы гляньте только, как она хотела добраться до той актрисы, Джулии Адамс!

Но, сидя в кабинете, пропахшем уколами, я еще немного подумала обо всем этом и сказала доктору Салливану:

— Ладно, может, это и не Тварь была. Может, не она убила Джуни.

Доктор заулыбался и закивал.

— Это из-за розовых трусиков на шее, — объяснила я. — У Твари лапы толстенные, а ведь нужны очень ловкие, тонкие пальцы, чтобы повязать трусики на шею девочке, верно?

Док Салливан заставил меня проглотить немного рыбьего жира и наклонился поближе — так близко, что поры на его носу стали похожи на ячейки в картонке из-под яиц.

— Салли О’Мэлли, у тебя, что называется, «сверхактивное воображение». — Дыхание доктора было мокрым и вонючим, прямо джунгли Амазонки. — Это не очень хорошо. По правде сказать, — тут он оглянулся на мою маму, — это лишь подтверждает старую пословицу: пустая голова — мастерская дьявола. Вы регулярно ходите к мессе?

От этих слов веры в доктора Салливана у меня не прибавилось. Потому что он ошибся — хуже не бывает. Моя голова в жизни не пустовала. Никогда-никогда.

— Салли! Ты меня слушаешь? — спросила мама тем тоном, что сразу дает понять: у нее полно дел и поважнее.

— Прости.

Доктор Салливан обозвал мои рассуждения про Тварь «полетами воображения», и эти полеты, наверное, достались мне в наследство от моего Небесного Короля, потому что мама наши с папой полеты не шибко одобряла.

А мама вздохнула этаким долгим вздохом и говорит:

— Завтра мне нужно быть в больнице, у меня операция. Попрощаюсь с желчным пузырем. — И положила руку на живот справа. — И пока меня не будет, — тут она уперла палец в Тру, — я хочу, чтобы ты занялась благими делами, а ты, — и палец уперся в меня, — обуздала воображение, или я снова отведу тебя к доктору.

Потом она уставилась на свои руки и покрутила обручальное кольцо, которое подарил ей Холл, и это, наверное, было больно, потому что у нее лицо покривилось. Учитывая, как ей не везло с мужьями, мы с Тру решили, что мама вышла за Холла только потому, что он не похож на человека, который вот-вот испустит дух, с этими его мускулами, волнистой шевелюрой и татуировкой на бицепсе — mama. Нелл объявила, что татуировка, должно быть, проняла нашу маму до самого нутра. Может, и так, стоило папе умереть. Но в итоге мама осталась с Холлом, поскольку католики считают, что развод прямиком ведет в геенну огненную, где придется гореть всю вечность до остатка. Бабуля говорила, если человек католик, единственное, что можно сделать, коли не хочешь быть замужем за подонком, — это молиться со всей мочи, чтобы этого ублюдочного торговца башмаками по пути на работу переехал автобус.

Мама встала и сказала самым неумолимым своим голосом: