Наталья Гончарова

Эти неприхотливые наблюдения вполне отражают тогдашнее состояние Пушкина, у которого давно знакомые и любимые места, в которые бежал он после семилетней с ними разлуки, вызвали поначалу вполне естественную реакцию: он ощутил себя беззаботным и вследствие того радостным. Но по прошествии небольшого времени думы об оставленном Петербурге со всеми его заботами, к тому же при отсутствии писем от Натальи Николаевны, овладели Пушкиным, и освободиться от них он уже не мог. Лирическим отражением этих дум явились строки стихотворения «Вновь я посетил», эпистолярное их отражение запечатлено в письмах жене.

К этому же времени относится и так называемый «План повести о стрельце», в котором сын казненного стрельца идет на государеву службу, оказывается облеченным доверием Петра I, испытывая вместе с тем неволю «царской милости». Совершенно очевиден в этом так и не написанном произведении скорбный автобиографический подтекст.

Так и не дождавшись вдохновения, с одной прощальной элегией и неоконченными «Сценами из рыцарских времен» Пушкин раньше срока возвращается в Петербург 23 октября. По приезде он пишет хозяйке Тригорского П. А. Осиповой о новых огорчениях и петербургских сплетнях на свой счет: «Бедную мою мать я застал почти при смерти, она приехала из Павловска искать квартиру и вдруг почувствовала себя дурно у госпожи Княжниной, где остановилась… В этом печальном положении я еще с огорчением вижу, что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как ее свекру и свекрови есть нечего, и ее свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя конечно сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае, Натали тут ни при чем, и отвечать за нее должен я. Если бы мать моя решила поселиться у нас, Натали, разумеется, ее бы приняла. Но холодный дом, полный детворы и набитый гостями, едва ли годится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал ее уже перебравшейся. Отец мой в положении, всячески достойном жалости. Что до меня, я исхожу желчью и совершенно ошеломлен. Поверьте мне, дорогая госпожа Осипова, хотя жизнь — и süsse Gewohnheit[92], однако в ней есть горечь, делающая ее в конце концов отвратительной, а свет — мерзкая куча грязи. Тригорское мне милее».

Неожиданная смерть матери Пушкина переменила его планы. Надежда Осиповна скончалась в Светлое воскресенье, в самую Пасхальную заутреню 29 марта 1836 года. 31 марта Пушкин со всем семейством присутствует на ее отпевании в Преображенском соборе, но выехать с телом матери в Святые Горы удалось только 8 апреля, а прибыть туда 11-го. Погребение состоялось 13 апреля у алтарной стены Святогорского монастыря. На другой же день Пушкин выезжает обратно вместе с бароном Б. А. Вревским, записавшим в дневнике: «Поехал с А. С. Пушкиным в Петербург. Приехали 16-го».

Только 29 апреля 1836 года Пушкин смог наконец поехать в Москву с заездом в Тверь, чтобы завершить дело с Владимиром Соллогубом, начавшееся еще в конце 1835 года и едва не закончившееся дуэлью (об этой истории будет подробно рассказано ниже).

В пятницу 1 мая Пушкин, прибыв в Тверь, остановился, как всегда, в гостинице Гальони. Он ни слова не сказал Наталье Николаевне о вызове на дуэль, чтобы ее не беспокоить. Было и еще одно обстоятельство, которое заставило Пушкина спешно уехать: предстоящие роды жены. С тех пор как ему пришлось быть свидетелем ее страданий при первых родах, он каждый раз, как приближались очередные роды, покидал Петербург, чтобы ничего не видеть и не слышать. Те же дела в Москве, якобы ради которых он туда отправлялся, в их числе посещение Московского архива для сбора материалов к «Истории Петра», на самом деле не требовали той спешки, с какой Пушкин отправился в путь. Торопиться заставляло только дело чести — незавершенная дуэльная история. Пушкин вынужден был покинуть Петербург в самое неподходящее время: на выходе был второй том «Современника».