Наталья Гончарова

Шестнадцатого февраля 1837 года Наталья Николаевна с детьми и сестрой Александриной покинула Петербург в сопровождении братьев Дмитрия и Сергея и тетки Екатерины Ивановны, решившей проводить их до Москвы.

Перед отъездом Наталья Николаевна увиделась с сестрой Екатериной, которая приехала к ней в дом на Мойку, где не была со времени своей свадьбы с Дантесом. При их прощании присутствовала вся родня: тетушка Екатерина Ивановна Загряжская, братья и Александрина. А. И. Тургенев писал 24 февраля П. А. Осиповой о прощальном свидании с Екатериной Николаевной: «С другой сестрой, кажется, она простилась, а тетка высказала ей всё, что чувствовала она, в ответ на ее слова, что „она прощает Пушкину“. Ответ образумил и привел ее в слезы». Итак, Наталья Николаевна по-христиански простила сестру, но тетушка Екатерина Ивановна оказалась вполне последовательной в своем отношении к старшей племяннице. Та, впрочем, отвечала ей тем же — написала из-за границы брату Дмитрию 30 ноября 1837 года: «Итак, я имею честь засвидетельствовать ей свое почтение и распрощаться, потому что теперь она может быть уверена, что больше не услышит обо мне, по крайней мере от меня».

Наталью Николаевну задерживали в столице только ожидание возвращения А. И. Тургенева из Святых Гор и приведение в порядок дел. Первым из них явилось учреждение опеки над детьми и имуществом Пушкина. Опека в случае смерти главы семейства было делом общепринятым, но хлопотливым. Пушкин в конце жизни состоял опекуном Софьи Шишковой, малолетней дочери своего знакомого, поэта А. А. Шишкова, подло убитого в Твери К. П. Черновым.

Хлопоты по оформлению опеки начались тотчас же после отпевания поэта. Выбрать опекунов предстояло самой вдове. Она остановилась на своем родственнике графе Г. А. Строганове в качестве лица, должного возглавить опеку, а членами ее предложила стать В. А. Жуковскому и графу Михаилу Виельгорскому. В прошении на имя императора об утверждении опекунов над ее детьми, оставшимися без отца, Наталья Николаевна писала:

«А как не только упомянутое выше движимое имущество покойного мужа моего находится в С. Петербурге, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С. Петербурге, то посему и прошу:

Дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом поведено было сие мое прошение принять, малолетних детей моих взять в заведование С. Петербургской дворянской опеки и, утвердив поименованных выше лиц в звании опекунов детей моих, учинить распоряжение, как законы повелевают».

Прошение об установлении опеки было подано на высочайшее имя одновременно с просьбой разрешить Данзасу сопровождать тело Пушкина к месту упокоения. Второй вопрос, как мы помним, бьш тотчас решен отрицательно, а первый пошел по инстанциям. 3 февраля министр юстиции Д. В. Дашков известил Наталью Николаевну о разрешении учредить опеку в составе тех лиц, которых она назвала. В тот же день она обратилась с новым письмом к императору по всей форме, с указанием и себя, как того требовал закон, опекуншей своих детей, и назвала еще одного опекуна — «камер-юнкера надворного советника Атрешкова[137]», а также указала дату, когда следовало «решение учинить», — 8 февраля 1837 года.

Первое, что предстояло сделать опекунам, — освободить квартиру, в которой скончался поэт, вывезти из нее мебель и книги на хранение в Гостиный Двор, что по описи осуществлено было уже после отъезда Натальи Николаевны. Срок хранения был определен в два года, на которые она покидала Петербург.

Ни к кому из опекунов, за исключением Тарасенко-Отрешкова, Наталья Николаевна не будет иметь претензий. Что же касается последнего, явно включенного в число опекунов под давлением свыше, то, как выяснится позднее, он вел себя в оставленной вдовой квартире настолько вольно, что даже позволил себе присвоить некоторые рукописи поэта.

Военно-судная комиссия еще не завершила свою работу, но Наталья Николаевна не стала дожидаться приговора и пустилась в путь, в Полотняный Завод, где решила прожить в уединении два года, как и завещал ей перед смертью Пушкин.

Министр двора князь П. М. Волконский 15 марта 1837 года написал своей жене, хозяйке дома на Мойке, княгине Софье Григорьевне в Рим: «Ожидаю, милый друг, вашего ответа о квартире для Грегуара в первом этаже вашего дома, освободившейся со смертью Пушкина, который в ней жил, и оставленной вдовою, которая уехала в деревню, — чтобы не терять времени для нужного ремонта в начале весны и закончить его в течение хорошего сезона».

«Грегуар» — их младший сын, князь Григорий Петрович Волконский, чиновник Азиатского департамента, камергер с 1835 года, музыкант и певец с редким голосом basso profondo (низкий бас). Он занял освободившуюся квартиру и обвенчался в годовщину смерти Пушкина, 29 января 1838 года, с дочерью графа А. X. Бенкендорфа Марией Александровной (1820–1888).