Шестого апреля 1838 года Опека «безденежно» выдала Наталье Николаевне комплект собрания, отпечатанный на веленевой бумаге[139]
. Его доставил Никита Тимофеевич Козлов, бывший дядька Пушкина, теперь служивший рассыльным в редакции «Современника».Между тем тетушка Екатерина Ивановна выполнила свое обещание: 1 января 1839 года Александра Николаевна Гончарова была пожалована во фрейлины императрицы Александры Федоровны. В свет ее вывозила графиня Строганова. В канун Нового года императрица посетила фрейлинские апартаменты в шепелевском доме при Зимнем дворце.
Нина Доля, гувернантка семьи Гончаровых, много лет прослужившая в их семье, 10 апреля 1839 года написала Екатерине Николаевне: «Александрина и Натали в Петербурге, как вы знаете. Натали, естественно, было тяжело возвращаться туда, но тетка-покровительница всё решила про себя, а когда она чего-нибудь захочет, то это должно совершиться». В том же письме она сообщает о встрече государыни с Натальей Николаевной: «Натали выходит мало или почти не выходит, при дворе не была, но представлялась императрице у тетки однажды, когда Ее Величество зашла к ней, идя навестить фрейлину Кутузову, которая живет в том же доме. Императрица была очень ласкова с Натали, пожелала посмотреть всех ее детей, с которыми она говорила. Это был канун Нового года». Безусловно, эта встреча 31 декабря 1838 года была организована по желанию императрицы.
Многое стало повторяться, как было в прежние годы жизни сестер в столице, в частности в отношении их содержания. Дмитрий Николаевич, как было давно решено, обязался выдавать каждой сестре ежегодно по 1500 рублей, но также неизменно их задерживал. Так, летом 1839 года Наталья Николаевна объясняется с ним: «Послушай, дорогой Дмитрий, больше всего я не люблю ссориться с теми, кто мне особенно близок и кого я люблю всей душой. Давай немного поговорим. Скажи, разве это разумно, так сильно на меня сердиться и говорить мне такие неприятные вещи из-за отказа, который даже нельзя назвать таковым, принимая во внимание, что, не имея ничего, я ничего и не могу дать, не правда ли?
Речь идет о вдовьей доле от Михайловского, которая составляла по существовавшим законам седьмую часть. Если вспомнить, что пушкинская цена Михайловского составляла 40 тысяч рублей, то доля Натальи Николаевны равнялась 5700 рублям, но только в случае продажи имения. Если же оно находилось в общем пользовании, то ей могла доставаться только седьмая часть доходов от имения. Когда-то Михайловское могло приносить 11 тысяч годового дохода, но после смерти Пушкина им заочно управлял Сергей Львович, не вникавший в дела, и оно приносило в чистом виде едва ли тысячу. Так что Наталья Николаевна не кривила душой, уверяя брата в том, что этой своей части она «в действительности еще не имеет».
Дмитрий Николаевич, сам находившийся в затруднительном положении, рассчитывал на эти деньги, но внял доводам сестры, о чем и сообщил ей. Уже с дачи Наталья Николаевна 2 августа 1839 года ответила брату: «Твое письмо меня осчастливило, дорогой Дмитрий. Тысячу раз благодарю тебя за все те нежные и ласковые слова, что ты мне говоришь, я в них действительно очень нуждаюсь, так как сердце мое страдало от того разлада, что возник между нами. Ну, раз уж с этим покончено, не будем об этом больше говорить, еще раз крепко обнимемся и будем любить друг друга в тысячу раз больше. Я так счастлива узнать, что ты вышел из затруднительного положения; от всей души желаю тебе спокойствия и полного успеха в делах, да хранит тебя Бог и освободит от всех горестей и беспокойств. Еще раз повторяю, что если только я могу быть тебе в чем-либо полезной, от всей души предлагаю тебе свою скромную помощь, располагай мною, как тебе заблагорассудится».