Наталья Гончарова

Пушкин, сообщив о переезде на новую квартиру Нащокину в письме от 2 декабря, писанном уже «в Морской в доме Жадимировского», оправдывается перед другом-кредитором, что был вынужден «употреблять суммы, которые в другом случае оставались бы неприкосновенными», и все еще рассчитывает выручить деньги за «Медную бабушку» (после переезда статуя Екатерины II осталась на прежнем месте, во дворе дома Алымова): «Мою статую я еще не продал, но продам, во что бы то ни стало. К лету у меня будут хлопоты. Нат. Ник. брюхата опять, и носит довольно тяжело. Не приедешь ли ты крестить Гаврила Александровича?» Так, как мы видим, хотел поначалу назвать Пушкин своего первого сына — в честь далекого предка, выведенного им в «Борисе Годунове», или в честь основателя рода Загряжских, ордынца Исахара, в православном крещении Гавриила.

В ту зиму все в доме переболели — и Пушкин, и Наталья Николаевна, и их годовалая дочь Маша. 31 января, в канун Нового года, Пушкин начал «Капитанскую дочку», назвав главную героиню Машей, по имени дочери. Вернулся он и к оставленному прежде «Дубровскому», в котором героиня также носит имя Мария. При работе над ним Пушкину вспоминаются и Болдино, и Михайловское, но прежде всего Захарово: «Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зеленая кровля и бельведер огромного каменного дома, на другом пятиглавая церковь и старинная колокольня; около разбросаны были деревенские избы с их огородами и колодезями. Дубровский узнал сии места; он вспомнил, что на сем самом холму играл он с маленькой Машей Троекуровой, которая была двумя годами его моложе и тогда уже обещала быть красавицей». Перед мысленным взором Пушкина предстает деревня, к которой его так тянет, но обстоятельства заставляют жить в Петербурге.

Пушкины в кругу современников. Слева направо: графиня Э. К. Мусина-Пушкина, граф В. А. Мусин-Пушкин, А. С. Пушкин, Н. Н. Пушкина, баронесса А. К. Шернваль, князь Е. Г. Гагарин. Рисунок Г. Г. Гагарина. 1832 г.

Встреча Нового года у Одоевских. Третий справа — А. С. Пушкин. Рисунок В. Ф. Одоевского. 1835 г.

Сохранилось по-своему уникальное изобразительное свидетельство одного из светских визитов Пушкиных, относящееся к концу этого года. Карандашный рисунок, исполненный князем Григорием Григорьевичем Гагариным, талантливым художником-любителем, запечатлел их за завтраком у графа В. А. Мусина-Пушкина в гостинице Демута в компании с его женой Эмилией Карловной, сестрой Авророй Шернваль, их подругой П. А. Бартеневой и князем Евгением Гагариным. Они представлены сидящими за круглым столом, Пушкин рядом с женой. Это единственное изображение смеющегося Пушкина и единственное, где он запечатлен вместе с Натальей Николаевной. Художнику удалось передать непринужденную атмосферу маленького кружка, в котором Пушкин явно чувствовал себя уютно. К. А. Полевой писал: «Кто не знал Пушкина лично, для тех скажем, что отличительным характером его в обществе была задумчивость или какая-то тихая грусть, которую даже трудно выразить. Он казался при этом стесненным, попавшим не на свое место. Зато в искреннем, небольшом кругу, с людьми по сердцу, не было человека разговорчивее, любезнее, остроумнее. Тут он любил и посмеяться, и похохотать, глядел на жизнь только с веселой стороны и с необыкновенною ловкостью мог открывать смешное».

Реальная жизнь со всеми навалившимися заботами отнюдь не располагала к веселости. Во второй половине февраля Пушкин пишет Нащокину: «Жизнь моя в П. Б. ни то, ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде — все это требует денег, деньги достаются мне через труды, труды требуют уединения».

В. А. Соллогуб оставил воспоминание о своем первом, в юности, посещении дома Пушкиных после знакомства с поэтом в театре: «На другой день отец повез меня к Пушкину — он жил в довольно скромной квартире; самого хозяина не было дома, нас приняла его красавица-жена. Много я видел на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединила бы в себе законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши? Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные женщины меркли как-то при ее появлении».