Наталья Гундарева

Был в моей жизни момент, когда я потерялась: фильмов нет, а если и предлагают – какую-то вопиющую чушь. И я начала думать: на что же я буду жить? И тогда я позвонила одной своей подруге. Она мне сказала: «Чего ты так испугалась? Я сейчас хорошо зарабатываю, я дам тебе денег, придет другое время, ты снова будешь много сниматься, а я, может быть, окажусь без работы. Тогда я приду к тебе и попрошу мне помочь...» И она так просто мне все это сказала, что я поняла: можно разрушить любой строй, можно перейти на другие экономические рельсы, все может быть, но одно остается неизменным – наши человеческие связи, самое дорогое, что дает жизнь. Эти связи наработаны, и от них никуда не уйдешь.

– Ты считаешь, что корни сегодняшней неудовлетворенности в материальных обстоятельствах? А как ты вообще относишься к деньгам?

–Мне кажется, сейчас все немножко сошли с ума от запаха денег: разговоры крутятся вокруг заработков, долларов... Мои заработки никогда не были для меня смыслом жизни, и уж тем более я никогда не буду ими козырять. По сравнению с одними людьми я получаю очень много, но по сравнению с другими – это вообще не деньги. Зачем раздражать одних и заставлять меня жалеть других?! В людях появилась озлобленность, и я это понимаю... Они никому не нужны, хотя нередко эти люди имеют докторские, кандидатские степени. Человек озлобляется от несоответствия, понимаешь? Когда он имеет большой потенциал, а этот потенциал никому не нужен, как должен человек ощущать себя?.. Запах денег очень влияет на людей, от этого и появилось такое размежевание между теми, кто прежде был близок и нужен друг другу.

– Ты говоришь только о близких людях, о так называемом своем круге, или – шире?

–Да все мы в конце концов достаточно узкий круг. Я имею в виду наше общение, что складывалось десятилетиями. Конечно, кто-то проверку нынешним временем прошел, а кто-то нет. У нас ведь вот уже лет десять идет невидимый бой, как когда-то известные нам по истории многолетние войны. Рядом с видимой и страшной войной в Чечне – наша незримая война, в которой многие люди проверяются. И, как ни странно, те, кто отпочковался, кто что-то в себе предал, начинают это чувствовать.

– Ты работаешь в попечительском совете при Фонде Станиславского и в комитете по проведению 100-летия кино. Как тебя на все хватает, учитывая недавно завершившиеся съемки "Петербургских тайн " и премьеру в театре «Театрального романса»?

–У меня есть такое странное, хотя, наверное, совершенно естественное ощущение. Было время, когда меня никто не знал и моим друзьям приходилось мне в чем-то помогать. Не было у меня телефона, и Армен Борисович Джигарханян пошел на телефонный узел: вот наша молодая актриса, она сейчас много снимается и в театре часто бывает нужна, помогите ей... Мне нужна была квартира – и из театра пошли просить. И даже на первую роль в кино меня предложил один актер из нашего театра. И я, как человек, помнящий добро, потом на всю жизнь оставляла за собой право отдавать долги и помогать. Даже если у меня ни на что нет времени, я прихожу домой, во все стороны летят шарф, сапоги, сумки, и я кричу: провались все пропадом, ну почему я должна?!.. Но где-то в глубине души я сама себе объявила, что я должна. Мне этот долг никто не навязывал, но он есть... Я часто повторяю слова Цезаря: «Моя свобода в моей необходимости!» И если эти слова понять и почувствовать как надо, то и нет ощущения долга как чего-то угнетающего. Спектр моего присутствия в жизни расширяется, хотя я знаю, что бьюсь иногда головой в кирпичную стену: стену мне не разбить, но один кирпич я выбью точно! И будет хотя бы щелка в этом монолите.

Сейчас возникло множество разных фондов, премий. Я считаю, что это очень хорошо, потому что актерам необходима поддержка – и материальная, и моральная. Пусть будет больше фондов и пусть будет больше людей, которые почувствуют свою востребованность...