Наталья Кирилловна. Царица-мачеха

После ухода брата Наталья почувствовала себя усталой. К гостинцам даже не притронулась. Было то время, когда она ложилась отдыхать. За окнами серели сумерки. За дверями стихли голоса. Вошли две ближние боярыни, чтобы помочь ей раздеться. Разговаривали они шёпотом. Боярыни помнили, как ещё недавно в эти часы царица любила шутить и развлекаться с карликами, дразнила дурку, и всем было весело. Ныне же дворец опустел. А ведь прежде яблоку негде было упасть. Сетовали на молодого государя, на его своеволие и равнодушие к слезам матери. Видимо, правду говорят люди, что он тяготится родимой матушкой. Обе боярыни душой сострадали Наталье Кирилловне и по нескольку раз в день ходили узнавать, нет ли письма от царя Петра.

И как же они торжествовали, когда долгожданное письмо пришло! А царица Наталья на радостях дала им прочесть его. Они читали письмо придирчиво и не столько ликовали, сколько сочувствовали царице. То было не послание любящего сына, но необходимая отписка — так им казалось.

«И ныне подлинно отписать не могу (о своём приезде), для того что дожидаюсь кораблей. А как они будут, о том никто не ведает. А ожидают вскоре. А как они будут, и я, искупя что надобно, поеду тотчас день и ночь. Да о едином милости прошу: чего для изволишь печалиться обо мне? Изволила ты писать, что предала меня в паству Матери Божией. Такого пастыря имеючи, пошто печаловать? Тоя бо молитвами и предстательством не точию я един, но и мир сохраняет Господь. За сим благословения прошу. Недостойный Петрушка».

Мать уже была и тому рада, что письмо пришло. А то, что он не сдержал обещания и был на море, простила. Но тревога мешает матери жить спокойно. Она лишь молит сына о том, чтобы вернулся скорее. Снова летит её письмо на далёкий север.

«Сотвори, свет мой, надо мною милость, приезжай к нам, батюшка, не замешкав. Ей-ей, свет мой! Велика мне печаль, что тебя, света моего, радости, не вижу. Писал ты, радость моя, ко мне, что хочешь всех кораблей дожидаться: и ты, свет мой, видел, которые прежде пришли, — чего тебе, радость моя, тех дожидаться? Не презри, батюшка, мой свет, сего прошения».

Не удержалась, однако, напомнила, что он презрел её прежнее прошение: «Писал ты, радость моя, ко мне, что был на море. А ты, свет мой, обещался мне, что было не ходить».

Наталье Кирилловне ещё долго пришлось дожидаться сына: из Архангельска он выехал только 19 сентября. Он успел к этому времени построить там верфь, заложил корабль, договорился с голландскими мастерами о строительстве корабля в самой Голландии. И что удивительно: потешных игр не затевал, не бражничал, был примерным христианином, ходил в церковь, сам читал «Апостол» и даже пел с певчими на клиросе. Матери потом рассказывал, что была у него в Архангельске дружба с архиепископом Афанасием, что завёл широкие связи с иностранными купцами и корабельными капитанами и любил слушать истории о приключениях и случаях во время далёких странствий.

Наталья Кирилловна знала, что на уме у него новое плавание, и не могла быть спокойной. Она тревожилась не только за жизнь сына. Нахлынули неотложные дела, которые требовали присутствия царя. Она хоть и правила за сына, но одно дело, когда он здесь, под рукой, и совсем другое, когда он в далёком отсутствии.

Царица, жившая в большой дружбе с патриархом Иоакимом, была после его смерти сильно обеспокоена тем, кого поставить вместо него. Про себя она давно решила это. Митрополит казанский Адриан был во всех делах приверженцем Иоакима — ему бы и занять его место. Но вскоре приехавший Пётр вопреки воле матери назвал своего выдвиженца — псковского митрополита Маркелла, который славился своей учёностью и досужеством в делах духовных.

Наталья сразу поняла, откуда дует ветер: архиепископ Афанасий, которого часто посещал Пётр, был сторонником митрополита Маркелла — он-то и сумел склонить на свою сторону Петра, как думала царица. Она знала, сколь восприимчив её сын к слову учёного человека, но по этой же причине не видела особых затруднений, чтобы переубедить Петра в пользу казанского митрополита Адриана.

Не жалея сил, Наталья начала создавать общественное мнение в пользу Адриана. В руках у неё были все рычаги управления, а на местах свои люди. Она понимала, как непросто овладеть волей сына в таком сложном деле.

Царица была неплохим психологом, поэтому смогла точно определить первоочередную задачу, чтобы радикально изменить решение сына-царя, а именно: свести на нет все его доводы в пользу митрополита Маркелла. Она собрала о нём необходимые справки, подтверждающие его «ненадёжность»: в голодные годы он поддерживал чёрный люд, выдавая ему хлеб из монастырских запасов, чинил препоны проводимому «сверху» свободному маневрированию ценами на продукты, особенно на хлеб. Все уже понимали, что означало подобное свободное маневрирование: одни умирали с голоду, другие обогащались.