Наталья Крачковская: «У меня был шанс устроить свою личную жизнь, но как-то не получилось…»

– Историей я интересовалась всегда, даже занималась в кружке Историко-архивного института. Ездить надо было через всю Москву, но меня это не остановило. Жила я в районе Тимирязевской академии, рядом с шикарным парком и основным корпусом, бывшим имением Разумовских, как раз неподалеку от старинного, невероятной красоты фонтана. Дело было, как сейчас помню, осенью. Прибегает один из уличных приятелей с воплем: «Наташка! Там фонтан провалился!» Какая тут школа? Конечно, портфели забросили в угол и все побежали смотреть, что творится на месте фонтана. Восторгу нашему не было предела, потому что провал открывал самый настоящий подземный ход – большой, со сводчатым потолком. Мы мигом залезли в подземелье. Ход вел к дворцу и гроту на пруду, вырезанному в форме буквы «Е». В честь, наверное, императрицы Елизаветы. А если есть потайной ход, значит, должен быть клад! И мы занялись простукиванием стен. Вытащили нас на свет божий милиционеры. Как же меня потом «простукивала» бабушка! Наш дом был необычен еще и тем, что других жилых строений рядом не имелось. С одной стороны – ботанический сад, с другой – оранжереи, где разводили необыкновенной красоты цветы. Одни липы чего стоили: кажется, уже тогда им было лет по двести – триста. В этом месте, кстати, снимали «Хованщину», и я болталась на съемках. Мы смотрели, как Марфа ходит со свечой, и домысливали всякую всячину… То ли атмосфера так на меня действовала, то ли еще что, но я часто задумывалась о том, что родиться мне надо было пораньше. Жалела, что не застала времени дворцов и кринолинов. То фантазировала, что живу в эпоху Петра, то грезила о годах правления Елизаветы… Истории же хотелось посвятить судьбу. Кстати, я поступала в Историко-архивный институт и даже неплохо написала сочинение. Но актерство перетянуло. Занималась я и балетом, но, увы, не сложилось. Забыла, как называется болезнь, но у меня начала самопроизвольно подворачиваться нога. До сих пор не могу ходить на «платформах». Вижу, вы улыбаетесь… Кстати, я тогда была очень худой. Во дворе меня звали Томом Сойером – я носила короткую стрижку и штаны из «чертовой кожи» на подтяжках. Ткань, похожую на джинсу или прорезиненную парусину, почему-то называли «чертовой кожей». Росла я жуткой оторвой – лазила с мальчишками по деревьям, играла в лапту, может, поэтому вес накапливаться не успевал… На фото тех лет я, как ни сложно в это поверить, эдакое дитя Освенцима. Московская бабушка, конечно, переживала по поводу моей худобы, но не критично, зато вторая бабушка – из Тбилиси – взялась за дело плотно. Словом, начатое одной бабушкой с блеском завершила вторая – они меня откормили.

– Вы им это припомнили, когда пошли в артистки?

– Мама очень правильно меня подготовила, она сразу сказала, что Джульетту сыграть мне никто и никогда не предложит: «Наташка, они просто не найдут Ромео, чтобы решился встать под балконом, на который выйдет такая Джульетта». Мама была умничкой. Она признавалась, что тоже очень хотела, чтоб я похудела, но потом мнение свое поменяла. Это была «моя» полнота, я, невзирая на нее, чудесно двигалась, танцевала, до шестидесяти лет легко могла сесть на шпагат. Да и все молодые люди, которые за мной ухаживали, ничего против моих пышных форм не имели. Скорее наоборот… Был у меня, например, один ухажер. Платоническая любовь. Идем как-то вечером по бульвару, и, помню, добило меня не то, что вокруг девочки-худышки, а то, что на них надето. Понимаете, все, что потихоньку начало привозиться из-за границы, было маленьких размеров. Модные в то время пышные юбки с пачками мне не грозили, я бы в автобус  не вошла! Плиссе тоже превращало меня из миловидной девушки в бабу на самовар… А одеться я любила.

И вот иду, мысли горестные в голове гоняю.

– Все, – говорю, – решено! Худею! Кавалер мой замер как соляной столб:

– Да ты чего, Наташка?! Пожалуйста, не делай этого! – и… заплакал.

Серьезно говорю, заплакал! А я не унимаюсь:

– Вот приведешь меня к своей маме знакомиться, а она спросит: «Где ты такую толстуху нашел?»

– Моя так никогда не скажет! – твердо пообещал парень. И рассказал, что мама – типичная англичанка, то есть «высушенного» такого типа, и всю жизнь старается поправиться.