Наталия Гончарова. Счастливый брак

К несчастью, предсказания Долли Фикельмон сбылись. Наталии Гончаровой-Пушкиной, подобно мифической Дидоне, суждено будет стать вдовой. Великой вдовой. И так же, как в древнем мифе, убийцей ее мужа станет близкий родственник – барон Жорж Дантес.

Муж Дидоны – жрец, прорицатель. Но ведь и супруга Натали – российского гения Александра Пушкина – нарекут пророком и прорицателем людских судеб.

«Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее, – заверял Пушкин мать невесты в письме от 5 апреля 1830 года (в Страстную субботу!) накануне помолвки, – но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, – эта мысль для меня – ад».

Дидона несла свое вдовство стоически. И Наталия Николаевна, оставшись вдовой (нет, не блестящей, как представлялось жениху-поэту) в двадцать четыре года с четырьмя малыми детьми на руках, повела себя мужественно и достойно. После кончины Пушкина она, следуя его совету, уединилась в родовом имении и вела там почти отшельническую жизнь.

И позже, возвратившись в Петербург, жила очень скромно. Магическое имя вдовы поэта и ее изумительная красота многим кружила головы. «То трудное положение, в котором вы находитесь, отчасти проистекает из-за вашей красоты, – наставлял Наталию Николаевну князь Вяземский. – Это – дар, но стоит он довольно дорого».

В числе претендентов на ее руку были и блестящий дипломат Н.А. Столыпин, и князь А.С. Голицын, и секретарь неаполитанского посольства граф Гриффео. Один из них попытался было выяснить, не согласится ли Наталия Николаевна в случае нового замужества отдать своих детей на воспитание в казенные учебные заведения? «Кому мои дети в тягость, тот мне не муж!» – был ее ответ.

И как знать, не случись в ее жизни встречи с Петром Петровичем Ланским, человеком удивительной души, Наталия Николаевна так бы и осталась вдовой. Но и во втором своем замужестве она свято чтила память Пушкина, сумев передать и детям свою любовь к нему.

…Ну, а живая картина, воскресившая сюжет живописного шедевра Герена из юсуповской коллекции, и образ, созданный юной барышней Гончаровой, остались в памяти современников-москвичей. «Здесь помнят обо мне как участнице живых картин тому 26 лет назад и по этому поводу всюду мне расточаются комплименты», – записала Наталия Николаевна накануне памятного для нее дня – двадцатипятилетия венчания с Пушкиным. Несбывшейся «серебряной» свадьбы.

Штурм «крепости Карс»

Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой,
Своими девами прельщает
Стерляжьей потчует ухой…
…
Замечен он. Об нем толкует
Разноречивая молва,
Им занимается Москва,
Его шпионом именует,
Слагает в честь него стихи
И производит в женихи

А.С. Пушкин (из черновых набросков «Евгения Онегина»)

«Я очарован, я горю…»

Московская барышня давным-давно минувшего века – Катенька Ушакова. Несостоявшаяся невеста поэта. Соперница «первой романтической красавицы» Натали Гончаровой.

Вернее, волею судеб именно Натали суждено было стать ее соперницей. Хотя бы потому, что встреча семнадцатилетней Катеньки Ушаковой c поэтом состоялась намного раньше – осенью 1826 года.

Та давняя осень была особо примечательной – в Москву после двухлетнего изгнания вернулся знаменитый Пушкин! Древняя столица встречала поэта как героя и триумфатора. «Пушкин, молодой и известный поэт, здесь, – полнится слухом Москва. – Альбомы и лорнеты в движении».

«Мгновенно разнеслась по зале весть, что Пушкин в театре, – восторженно, по первым впечатлениям запишет в своем девичьем дневнике Ушакова-младшая, Елизавета, – имя его повторялось в каком-то общем гуле; все лица, все бинокли были обращены на одного человека…» Этот знаменательный день – 12 сентября 1826 года – навсегда останется в памяти и ее старшей сестры. А вскоре, на одном из веселых рождественских балов, чем всегда славилась Первопрестольная, и сама Екатерина познакомится с поэтом.

Во всяком случае, уже в декабре Пушкин получает приглашение от главы семейства посетить его дом. И с тех пор становится там самым частым и желанным гостем…

Когда я слышу голос твой
И речи резвые, живые —
Я очарован, я горю…

Это поэтическое признание, обращенное к Екатерине Ушаковой, датировано апрелем 1827-го. Значит, и знаменитое пушкинское «очарован» было адресовано первой ей, Катеньке, а затем уже чудесным образом трансформировалось в экспромт «очарован – огончарован».

По удивительному совпадению дома двух красавиц были по московским меркам совсем близко: Гончаровых – на Большой Никитской, а Ушаковых – на Средней Пресне. По этим двум улицам пролегал излюбленный в то время маршрут поэта.