Наталия Киндинова. Память сердца

Так переживала, что на месяц слегла в больницу: стало плохо с сердцем, которое давало о себе знать с десяти лет, после того как переболела скарлатиной. Мне запрещали заниматься физкультурой и нервничать. А я человек эмоциональный, с младшим братом Женей Киндиновым у нас одна актерская природа. Все, что есть, должны выплеснуть до донышка. Женя – гениальный актер, судьба которого сложилась трагически. Сейчас в адрес каждого лицедея с наметками мужественности сразу кричат: «Секс-символ!» А уж круче Киндинова природа не создавала! Не только красив, но и талантлив. После дипломного спектакля по пьесе Горького «Враги», где Женя сыграл Якова Бардина, его работу назвали лучшим актерским дебютом года, хотя Киндинов был лишь выпускником Школы-студии МХАТ. Ему не исполнилось и тридцати пяти, когда на него накинулась жуткая, страшная болезнь суставов. На самом взлете карьеры! Как он с этим справился – не знаю…

А тогда, выписавшись из больницы, я пришла за советом к мужу Павлу Хомскому.

– Возвращаться к Эфросу?

– Решай сама, – сказал он мне. – Если хочешь, забери заявление, но помни, что на одной чаше весов – театр, на другой – семья, наши девочки и твое здоровье.

Я ушла из Театра на Бронной, но тепло от соприкосновения со светилом, которым был для меня Эфрос, осталось на всю жизнь. Никогда не скажу ни слова осуждения в адрес этого человека. Горжусь, что в жизни меня посетило счастье быть рядом, хоть и так недолго.

Переболев в прямом и переносном смысле, пошла в ТЮЗ, который возглавлял мой муж. Познакомились мы с Павлом Осиповичем так: он искал социальную героиню в труппу Рижского театра русской драмы, которым руководил. В СТД ему посоветовали:

– Павел Осипович, сходите в училище Малого театра, посмотрите на Киндинову в выпускном спектакле.

– В Малый не хожу и актеров оттуда не беру, – отрезал Хомский.

Искал, искал, снова пришел в СТД:

– Помогите!

– Вам же сказали – идите в Малый.

Наконец он переломил себя, и я оказалась у него в труппе, хотя ехать в Латвию поначалу отказывалась. Хомский показался мне несерьезным. Какой-то мальчишка в очках и кудрях. И это главный режиссер?! Хотя он сразу наобещал мне кучу ролей. Но Вениамин Иванович Цыганков, мой руководитель курса, сказал: «О чем тут думать?! Надо ехать и играть, играть, играть! Только тогда станешь артисткой».

В Москве я жила в комнате коммуналки с папой, мамой, братом Женей и бабушкой. Думаю, именно перспектива и дальше соседствовать с родственниками на клочке квадратных метров вытолкнула меня в Ригу. Латвия в то время приравнивалась к загранице. Чтобы не ударить в грязь лицом, меня решили приодеть перед поездкой, впервые сшили пальто на заказ – приталенное, с черным каракулевым воротничком. Я была тоненькой и выглядела в нем как Гурченко в «Карнавальной ночи».

В Ригу мне в течение года звонили из Театра Советской армии: не вернусь ли в Москву? Звал меня и Борис Равенских. Но метаться я не привыкла. Поселилась в общежитии. В соседней комнате – Женя Лазарев, с которым мы очень подружились.

Однажды пригласили меня в ресторан режиссер Аркадий Бирюков, ставивший спектакль у нас в театре, и Петя Горин – прекрасный актер, лучшего Сирано я в своей жизни не знала, – а красавец какой: бровью поведет и ты падаешь. Я пошла. Как оказалось, это был не только ресторан, но и ночной клуб, где развлекался офицерский состав заходивших в Ригу и Лиепаю кораблей. Но я-то этого не знала, хотя обстановка мне с самого начала показалась странной: столики утопали в темноте, а пол подсвечивался. Когда мы с Гориным пошли танцевать, я с ужасом увидела, как мужчина, вальсирующий напротив, расстегивает на партнерше платье. «Боже мой! Где же это я?!» – подумала с испугом. Более того – в клубе оказался и Хомский. «Смотрите, Павел Осипович! – запаниковал Горин. – Сматываемся!»

Петя проводил до дома, но мы даже не целовались. На следующий день меня вызвал завтруппой:

– Наташа, у нас будет серьезный разговор.

– Что случилось?

– Начинаете жизнь в театре с посещения злачных мест?!

– Каких мест?!

– Всем известных, куда ходят одни…

Со мной случилась истерика. Я ведь не знала, что это за ресторан и какого сорта женщины его посещают.

– Это вы, Павел Осипович, нажаловались! – рыдая, бросила я обвинение главному режиссеру.

Хомский молчал и разглядывал меня. Изучал.

– Взрослая уже, должна соображать, – наконец сказал он.

Видимо, по моей реакции Хомский и завтруппой поняли, что актриса лишь по паспорту взрослая, а на деле еще не вышла из детсадовского возраста, и махнули на меня рукой. Как говорил мой сосед по общежитию и добрый приятель Женька Лазарев: «Видно же, что ты – дурочка!»