Наташа и ее кобели

–Ну вы просто нервные, какие-то обе нервные, – причитает бабушка, бросая посуду и хватая меня за плечи, – Давай налью валерьяночки, вставай не кричи, дедушка увидит, ему плохо станет…

–Дедушке плохо, бабушке плохо, маме с папой плохо, а мне, блять, хорошо, – вою я, сопротивляясь и отодвигая бабушку, – да чтоб я сдохла, побыстрее сдохла, как же я устала! Не могу!

–Ой, да что ж ты говоришь, дурная? Материшься. Что ж ты говоришь, грех-то какой, – чувствуя, что довела бабушку до дурноты, я перестаю с ней бороться и обнимаю.

–Все, я больше не буду. Больше не буду. Я сильная. Все будет хорошо. Извини меня, пожалуйста, – как обычно вытираю слезы, чувствуя, как в груди оседает зловещее чувство вины и жалости к старенькой бабушке и даже немножко к матери, которая за меня беспокоится и реально не понимает, что на танцполе весело, – Я же всегда тебе помогаю и полы мою и посуду, правда? Хочешь за коровой сегодня схожу?

–Ой, Наташа, да не надо! Я сама, пройдусь хоть. Живите с мамой дружно.

–А вот она уедет в среду и будет дружно…

–Наташа.

–Что здесь происходит? – появившаяся на пороге мама смотрит на нас с ехидной усмешкой. Я тщетно пытаюсь угадать, как давно она подслушивает наш разговор, – Что, пытается разжалобить Вас, мама? Я смотрю: обнаглевшая в конец, завтра утром поедешь домой, поняла?

–Ага, уже, – взвизгиваю я воинственно.

–Ах ты, дрянь! – но тут появляется подвыпивший папа и мама переключается на него, – Явился, глаза залил! Не терпится в свинью превратиться?

–Маша!

–Миша!

Пользуясь случаем, я выбегаю во двор и прямо в халате несусь на улицу, нервно хлопая калиткой.

Аллочка

-Аллка, есть сигареты? – на бегу поздоровавшись с Алкиной мамой, я врываюсь прямо в кухню к соседям через два двора, где белокурая Аллка усердно лепит пельмени.

–Да тихо ты, – озираясь шипит Аллка, так как у деревенских не принято афишировать то, о чем все и так знают, а именно, что ты куришь, – Есть. Ща доделаю. Пойдем.

–А выпить? – Аллка внимательно разглядывает мое лицо в потеках от туши, – Пойди в зеркало посмотрись, а то только коров пугать, умойся. Кто обидел? Мужики у нас дурные, да.

–Да какие мужики? Мать приехала, – подтирая потеки под глазами вонючей Алкиной смывкой, отзываюсь я.

–О, тут надоть налить, – Аллка вытирает руки, обильно обсыпанные мукой, прямо о подол и воровато выглянув в окошко, достает из-под стола бутылку самогона.

–Ух ты!

–Да и я с тобой приму, с утра башка трещит после вчерашнего, а не с кем.

Накатив с Аллкой по паре стопочек, закусив вкусным деревенским хлебом, посыпанным солью, мы дружно идем курить за сараи. Аллкина мама, работающая в огороде мотыгой, намаявшись за день, устало окликает дочь, вытирая со лба пот.

–Ну мы жрать-то будем сегодня, не? Наташа, с нами обедать садись, – я застенчиво киваю тете Вале, виновато оглянувшись на ее долговязую дочь, которая невозмутимо и молчаливо продолжает движение, сверкая загорелыми коленками, будто никого не слышит, – Опять они курить. Ты пельмени в морозилку засунула?

–Ой, мам, – презрительно фыркает Аллка, сморщив нос.

–Вот стерва, вся в меня, – добродушно ржет Аллкина мамашка, сотрясая богатыми боками, – Лука нарви потом, к борщу.

–Ой, нарву…

–Как ты с ней, невежливо, – замечаю я удивленно, вынимая из протянутой пачки сигарету.

–Ой, ну ее, – отмахивается Алка брезгливо, – С утра Сизый, блять, пришел, а за ним его жена истеричка конченая, прошмандень. Говорю дуре этой, – кивает Алка в сторону матери, – Не зови в дом мерина этого вонючего, как отец за порог, этот сюда, блять. Ну и чо… Та прошмандень этой прошмандени в волосы вцепилась, я разнимать. Сизый шлепает-заикается, Мань успокойся, Мань не гнусавь… Та ему в пятак кулаком. Пришлось соседа, дядю Пашу звать, мне, блять, смари чо поставили… – Аллка задирает рукав, обнажая огромный фиолетовый синяк на пол плеча, – На ноге еще, уебища, и пол рожи расцарапано, блять. Мне на свадьбу в субботу ехать. Конфуз.

–Да на лице вроде не видно.

–Это, потому что я левой стороной стою, – Аллка поворачивается другой щекой и я с удивлением обнаруживаю на ее симпатичной мордахе несколько свежих ссадин.

–Ого, надо же, не видела.

–Вот, а ты говоришь, мать приехала. Куда б Эта уехала. Сизый жене клок волос выдрал, та лопату схватила. Потом я еще их успокаивала, мол, бля буду, мать нитакая… Ага. Нитакая. Говорила же, найди любовника с колхоза, раз так приперло шмондеть, колхоз далеко, уехал мужик на заработки, да и уехал. Нет, через две избы нашла. Пизда.

–Откуда ты знаешь, что любовники? – совсем позабыв о своих злоключениях, вылупляюсь я на рассказчицу.

–Ну чо ты, как дите, Наташ? Еще б я не знала, все под носом. Да я и не осуждаю. С таким-то батей… – Аллка глубоко затягивается и задумывается с многозначительным видом, – Я б тож гуляла. Неделю пьет, валяется под забором, мы ему там даже подстилаем, когда прохладно, – Аллка смеется, отчего ее голубые глаза по-доброму светятся, – Я, это, пьяненькая такая! Пойдем жрать. Мать нам нальет на радостях, что голову не снесли.

–Алла, лук, – напоминаю я авторитетно, многозначительно поднимая указательный палец к небу.