Читаем Наташа Кампуш. 3096 дней полностью

«Черт побери! Вы опаздываете на несколько часов, а я сиди и переживай. Как он мог оставить тебя одну в темном дворе? Посреди ночи? С тобой же могло что-то случиться! Но я тебе скажу одно — своего отца ты никогда не увидишь. С меня хватит, я больше этого терпеть не собираюсь!»

* * *

К моменту моего рождения 17 февраля 1988 года у моей 38-летней матери уже были две взрослые дочери. Моя старшая сводная сестра родилась, когда матери исполнилось 18, а вторая появилась на свет всего через год после этого. Стоял конец 60-х годов. На плечи матери свалились заботы о двух маленьких детях, с которыми ей приходилось справляться в одиночку — сразу после рождения второго ребенка мать развелась с отцом обеих девочек. Ей было нелегко доставать средства на пропитание для своей маленькой семьи. За многое приходилось бороться, действуя прагматично и жестко даже по отношению к самой себе, и она шла на все, чтобы прокормить своих детей. В ее жизни не оставалось места для сентиментальности и нерешительности, развлечений и легкомыслия. И вот, в 38, когда обе девочки выросли и с плеч наконец свалился груз забот и обязанностей по воспитанию детей, я заявила о себе. Мать меньше всего ожидала, что может еще раз забеременеть.

Семья, в которой я появилась на свет, была, в общем-то, опять на грани развала. Я все перевернула вверх дном: на свет божий снова вытаскивались детские вещи, а распорядок дня перестраивался под нужды младенца. Несмотря на то, что все были рады моему появлению и баловали меня как маленькую принцессу, все же в детстве я иногда чувствовала себя лишней, как пятое колесо в телеге. Свое место в мире, где все роли давно распределены, я сначала должна была завоевать.

До моего появления на свет родители жили вместе уже три года. Их знакомство произошло благодаря одной клиентке моей матери. Мать, будучи профессиональной портнихой, зарабатывала себе и дочерям на хлеб тем, что обшивала и переделывала одежду для дам по всей округе. Одной из них была женщина из Зюссенбруна под Веной, которая вместе с мужем и сыном владела булочной и маленькой бакалейной лавкой. Сын, Людвиг Кох, иногда сопровождал ее на примерки и всегда оставался несколько дольше, чем положено, чтобы поболтать с моей матерью. Та сразу влюбилась в молодого, статного булочника, который доводил ее до смеха своими веселыми историями. Со временем он все чаще стал задерживаться у нее и обеих девочек в доме большой муниципальной общины на севере Вены. Здесь город нерешительно запустил свои щупальца в равнины Мархфельда,[3] еще не решив, чем он хочет стать. Это была местность без центра и лица, как наспех собранная мозаика. Тут не было порядка и законов, всем правил случай. Промышленные зоны и фабрики стояли прямо посреди невозделанных полей, по некошеной траве которых носились своры собак из близлежащих поселков. Между тем центры бывших деревушек еще боролись за свою независимость, которая медленно «отшелушивалась» от них, как краска от маленьких домиков Бидермайера.[4] Реликты прошедших времен, вытесненные бесчисленными общинами — утопиями социального строительства, как бы разбросанные широким жестом по зеленым лугам, были предоставлены сами себе. В самом крупном из этих поселений я и росла.

Община на Реннбанвеге, рожденная в чертежах на кульмане и возведенная в 1970 годы, воплощает в камне фантазию архитекторов, мечтавших создать новые условия обитания для новых счастливых людей будущего, которые будут жить в современных городах-сателлитах с четкими линиями, торговыми центрами и прекрасным транспортным сообщением с Веной.

На первый взгляд казалось, что эксперимент удался. Комплекс состоит из 2400 квартир, где живет около 7000 человек. Большие дворы, разделяющие высотные корпуса друг от друга, затенены высокими деревьями. Детские площадки отделяются большими газонами от круглых бетонированных арен. Можно себе четко представить картину, как архитекторы любовно расставляли на своей модели миниатюрные фигурки играющих детей и мамочек с колясками, в уверенности, что они создали совершенно новый вид социума. Квартиры, насаженные друг на друга вплоть до 15-этажных башен, оснащены балконами и современными ванными комнатами и по сравнению с душными однообразно-стандартными домами города просторны и хорошо распланированы.

Но с самого начала община стала пристанищем переселенцев, желание которых жить в городе так и не осуществилось целиком: рабочие из различных земель страны — Нижней Австрии, Бургенланда и Штирии, мигранты, которым ежедневно приходилось выносить маленькие стычки с остальными жильцами из-за кухонных запахов и шумно играющих детей, все прибывали и прибывали. Атмосфера в округе постепенно накалялась, стены домов все чаще покрывались националистическими и антиэмигрантскими надписями. В торговом центре разместились магазины дешевых товаров, а на широкой площади перед ним уже днем толкались подростки и безработные, которые топили свое разочарование в жизни в алкоголе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное