Наташа Кампуш. 3096 дней

В последующие недели и месяцы мне стало легче с ним общаться, представляя его бедным нелюбимым ребенком. Из множества детективов и телефильмов я, видно, выудила, что люди, получившие недостаточно материнской любви и домашнего тепла, становятся злыми. Теперь я понимаю, что это был жизненно важный защитный механизм — моя попытка увидеть в Похитителе человека, который был злым не изначально, а стал таким в течение жизни. Это ни в коем случае не ставило под сомнение его преступление, но помогало мне его простить. С одной стороны, я представляла его сиротой, получившим в детском доме ужасный опыт, от которого он страдает до сих пор. С другой — я пыталась убедить себя в том, что у него, конечно, есть и хорошие стороны. Ведь он исполнял мои желания, приносил сладости, обеспечивал меня всем необходимым. Я думаю, при моей полной зависимости от него это было единственной возможностью поддерживать с Похитителем отношения, жизненно важные для меня. Отнесись я к нему исключительно негативно, ненависть разъела бы меня изнутри, и лишила бы меня жизненных сил. Благодаря тому, что в тот момент за маской преступника я смогла разглядеть маленького, заблудившегося и слабого человека, я оказалась в состоянии сделать шаг ему навстречу.

И действительно, пришел момент, когда я ему об этом сообщила. Я посмотрела ему в глаза и сказала: «Я прощаю тебя. Каждый иногда совершает ошибку». Это был шаг, который многим может показаться странным и непонятным. В конце концов, его «ошибка» стоила мне свободы. Однако это было единственно правильным решением. Иначе я бы не выжила.

Все же я никогда не испытывала к нему доверия, это было невозможно. Я заключила с ним договор. Я «утешала» его по поводу совершенного им по отношению ко мне преступления, в то же время я апеллировала к его совести, дабы он раскаялся и, по меньшей мере, хорошо обращался со мной. За это он платил тем, что время от времени выполнял мои маленькие желания: приносил то журнал о лошадях, то карандаш, то новую книгу. Иногда он заявлял: «Я исполняю любое твое желание!» Я тогда отвечала: «Если ты исполняешь все мои желания, почему не выпустишь меня на свободу? Я так скучаю по родителям!» Его ответ всегда звучал одинаково, и я его знала наизусть: мои родители меня не любят, и он никогда меня не освободит.

Через пару месяцев в застенке я в первый раз попросила его меня обнять. Мне так не хватало утешительного прикосновения и ощущения человеческого тепла. Это было нелегко. Близость и прикосновения являлись большой проблемой для Похитителя. На меня же, если он прижимал меня слишком крепко, нападала слепая паника и клаустрофобия. После нескольких попыток нам все же удалось найти золотую середину: не слишком тесно и не слишком близко — так, чтобы я могла выдержать это объятие, но достаточно близко, чтобы я могла вообразить, будто меня обнимает любящий и заботливый человек. Это был мой первый физический контакт за несколько месяцев. Для десятилетней девочки — бесконечно долгий срок.

ПАДЕНИЕ В НИКУДА Похищение личности

«У тебя больше нет семьи. Я твоя семья: твой отец, твоя мать, твоя бабушка и твои сестры. Теперь я для тебя все. У тебя больше нет прошлого. Тебе намного лучше у меня. Тебе повезло, что ты попала ко мне, и я так опекаю тебя. Ты принадлежишь мне. Я тебя создал!»

Осенью 1998 года, через полгода после моего похищения, я впала в тоску и депрессию. Пока я крепко сидела в своей тюрьме, вычеркивая дни заточения в календаре, мои одноклассники по окончании 4-го класса вступили в новую фазу своей жизни. Потерянное время. Одинокое время. Я так скучала по своим родителям, что по ночам от тоски по их доброму слову, по их объятиям, съеживалась на своем лежаке. Я чувствовала себя такой бесконечно маленькой и слабой, что утратила волю к сопротивлению. Когда я ребенком была подавлена и угнетена, мама напускала для меня полную ванну горячей воды, кидала туда пестрые шарики для купания с отливающими шелком боками и добавляла столько пенки, что я утопала в ее шелестящих, ароматных облаках. После купания она закутывала меня в толстое банное полотенце, укладывала в постель и укрывала одеялом. С этим у меня всегда было связано чувство абсолютной защищенности. Чувство, которого я уже так долго была лишена.