Главное, чего я никак не мог понять, – почему бирюзовый? Почему этот цвет сопровождает Дракона Времени? Ответа не было, но, по крайней мере, он служил единственной более-менее надежной меткой врага. В ночном небе Арадона на моих глазах внезапно рождались и тут же погибали яркие «звезды», и если бы не выбросы дыма из лабораторий Пруаура, истинный цвет тех звезд был бы бирюзовым. Коралл тертува, это уникальное вещество имело исключительные свойства по смене цветов всего и вся. Технология обработки и применения хранилась в тайне, но даже дым из лабораторных труб, где кораллы проходили последнюю стадию обработки, приобретал возможности искажающей линзы.
Благодаря нетопырю стало понятно, что Дракон Времени регулярно появлялся над Орлеской, примерно в той местности, где располагалась лечебница для душевнобольных. Зачем – неизвестно, но совпадением это оказаться не могло: ведь именно там я своими ушами слышал поименование древнего бога.
– Пророк Старого порта не безумец, Себастина, он одержим богом, и видит Луна, эта одержимость ест его живьем. Помнишь, что случилось с бедным Ланном Ойнохом, когда его телом завладел Гоханраталу?
– Оно быстро разрушилось, хозяин.
– Именно. Червь Глубин не дорожил этой оболочкой, а вот Дракон Времени, видимо, менять носителя не хочет или не может. Он прятался в камере лечебницы и покидал ее когда хотел, используя свою способность перемещаться в пространстве, а потом возвращался обратно. Но зачем?
– Махарий Стузиан писал, что главное – понять цель противника, а все остальное сложится само собой.
– Это так называемый принцип Веля: «Не логика порождает истину – истина сама формирует логику». К сожалению, для моего скорбного умишки его конечные цели еще не ясны. Мы должны увидеть носителя еще раз, и тогда, возможно, с помощью Голоса я смогу заставить его изъясняться ясно.
– А если он нападет? Не лучше ли нам обзавестись надежной охраной?
– Все, что подвластно току времени, обращается в прах по воле этой древней сущности, так что надежной охраны быть не может. Постараемся сымпровизировать. Почти приехали.
Внезапным препятствием стал привратник, который сообщил, что в отсутствие санктуриарха, заведовавшего лечебницей, никого из официальных лиц внутрь не пускали. Ни вежливые уговоры, ни вид жетона его не впечатлил. Я уже приготовился наделить этого упрямца приступом панического страха и дать Себастине выломать ворота, сколь бы безумным поступком это ни было, но вмешался случай.
– Открой им, брат, следователям тайной службы, коли они предъявляют удостоверения, преграждать путь нельзя. Перед высокопреподобным отчитаюсь сам.
За воротами нас приветствовал высокий монах в белом плаще с капюшоном.
– Я брат Ильмейнен, доверенный помощник высокопреподобного Томаза, очень приятно.
Он поклонился, но я протянул руку для крепкого рукопожатия, что обычно не было принято с Безголосыми. Ему пришлось ответить, и хотя лицо осталось спокойным, эмоции показали, что монах испытал боль. Видимо, это его тогда пырнула цыганка. Хм.
– Мое имя…
– Шадал эл’Харэн, да. Мне известно, что вы уже посещали эту обитель. Сейчас высокопреподобный в Фатикурее, и я подменяю его. Чем могу служить?
– Прошу оказать содействие следствию, мне необходимо увидеться с пророком из Старого порта.
Это заявление его удивило и даже насторожило, а также вызвало любопытство. Почему-то дальнейших препон, ожидаемых мной, не последовало, и монах в сопровождении двоих санитаров провел нас к нужной камере.
– Вы не будете против, если мы останемся рядом? Он гораздо опаснее, чем кажется.
– Пожалуйста. – На самом деле я предпочел бы приватную беседу, но Голос утверждал, что ни приватной, ни какой-либо иной беседы не выйдет.
Загремели замки, заскрипели засовы, тяжелая дверь открылась, и мои опасения подтвердились.
– У вас предусмотрена какая-нибудь тревога на случай побега?
– Нет, – озадаченно качнул головой брат Ильмейнен, – некоторые скорбные разумом беснуются от громких звуков. Братья, дайте знать всем санитарам, пророк Старого порта исчез из своей палаты. Напишите послание керубимам – этот человек болен и очень опасен.
Я вошел в камеру, стараясь как можно сильнее притушить Голос, не дать ауре безумия, пропитавшей это место, заползти под кожу. Глаза быстро привыкли к недостатку света, и стали видны знаки с чертежами, покрывавшие стены.
– Впечатляет, не так ли? Мы отмывали эту камеру дважды в седмицу, но он неизменно восстанавливал все вплоть до последней черточки. Откуда только кровь бралась у несчастного безумца?
– Я вызову художника, пожалуйста, не убирайте все это, пока он не сделает зарисовок. Возможно, здесь есть что-то важное для моего следствия.
– Как пожелаете, зеньор эл’Харэн.
– Также я хотел бы опросить персонал и, возможно…
– С этим сложнее. Большинство наших санитаров дали обет молчания и нарушать его не могут, но я ручаюсь, что они не помогали так называемому пророку бежать, это исключено.
– Но как-то же он выбрался, – возразил я для приличия.