Натянутая паутина. Том 2

– Кроме Грюммеля. Ему сломаем руки и ноги, а потом я проведу допрос с пристрастием, и посмотрим, кто в итоге будет скулить как щенок.

– А что цыгане?

– Первостепенная задача – захват Грюммеля и спасение Адольфа. Я сокращу количество солдат, их там всего сколько, полсотни? Второстепенная задача – защита пленных. По возможности не дай их убить. Действуем.

Сначала я потянулся к цыганам и наделил их апатичным спокойствием, дабы в скором будущем они не потеряли разум от ужаса. Затем началась трансформация. Чем быстрее проходил ее процесс, тем яростнее меня пожирала боль, но времени было в обрез, и я прошел сквозь маленькую мучильню, чтобы скорее восстать в иной ипостаси – огромной черной твари о восьми членистых ногах, с глазами на когтистых ладонях и пастью, полной паутины и яда. А потом я взревел и двинулся вперед, заставляя грот дрожать.

Грюммель вышел из ступора первым и стал раздавать команды – отовсюду полился огонь. Черный «хитин» моей шкуры принимал пулеметные очереди за щекотку, каменные тела врагов трещали в моих пальцах, распадались под ударами когтей; солдаты суетились вокруг, не понимая, что делать с невиданным противником. Уже не такие грозные тараканы. И все-таки они не помышляли о бегстве, как поступили бы разумные существа. Пользуясь фатализмом смертников, я выплевывал паутину, подтягивал их к себе и перекусывал пополам, впрыскивал хелицерами яд, растворявший потроха, разрывал на части, ломал и расшвыривал.

Пока все внимание было приковано ко мне, Себастина юркой ящеркой проползла по стене туда, где валялись в полуобмороке пленники, и спрыгнула на поливавших меня свинцом пулеметчиков, одного пронзила хвостом, другому снесла голову, третьего насадила на рог. Заметив это, я бросил играть с мелюзгой и, расшвыривая ее, двинулся к настоящей добыче. На защиту Грюммеля стали его элитные офицеры, Угорь ударил шаровой молнией, а Саламандра окатил волной горящего газа. Я смел их и оказался один на один со стальным пророком.

– Я буду потрошить твой мозг часами.

– Говорящее чудовище, – пробасил он, не выказывая никаких признаков страха, – любопытно. Она не предупреждала меня, что здесь водится такое. Кто ты?

Вместо ответа я плюнул паутиной ему в грудь, но Грюммель ухватил ее конец, меж пальцев вспыхнул свет – и паутина сгорела. Вещество, которое производили железы в моей пасти, могло выдержать нагрев доменной печи и вымачивание в тсарской водке, но стальному пророку было на это плевать, он просто превратил ее в ничто.

Освободившись, Грюммель выставил руки перед собой, и его ладони так полыхнули, что мне пришлось сжать кулаки, дабы не ослепнуть. Вместе с тем я впервые ощутил настоящий жар, почувствовал, как мой непробиваемый панцирь раскаляется, покрываясь пузырями, а внутри все начинает шкварчать. Размахнувшись, я ударил, но враг успел переместиться.

Семь лет назад, получив свою Маску, я еще мог использовать Голос в обличье монстра, но со временем эта возможность исчезла. Голос и Маска являлись дарами от двух разных матерей и исключали друг друга, так что теперь я действительно оказался слеп, мои глаза не могли вынести этого света, а уснувший Голос не мог помочь в определении местоположения Грюммеля.

Внезапно я понял, что надо метить правее, потом еще правее, а затем я начал наступать. Себастина все еще могла видеть и неосязаемыми толчками направляла меня на врага через нашу ментальную связь. Нестерпимый жар плавил панцирь как воск, боль пульсировала в темноте, но я молотил руками, отчаянно пытаясь достать верткого сукина сына, и в конце концов попал.

Наконец-то глаза открылись.

Расплавленный песчаник, туман от испарившейся морской воды, ужасный жар и черные пятна там, где прежде лежали убитые мною враги. Испепеляющий свет даже мою Маску не пощадил, и хотя в этой форме я восстанавливался с огромной скоростью, все равно было больно. Если бы не Себастина, он вполне мог убить меня, а вместо этого… к счастью, технократ оказался не только на редкость крупной особью человека, но еще и на редкость прочной, он отделался несколькими сломанными костями.

– Ты готов ответить за свои преступления?

– Когда я достигну цели, никто не сможет меня осудить, тварь! Никто не сможет даже поднять глаза, когда я воссияю на небесах подобно солнечному диску…

– Что за бред?

– Я не брежу, а тяну время.

Смутные силуэты возникли в клубах пара на фоне лившегося снаружи света и оформились в виде Адалинды, ее кавалера и нескольких членов Братства. Дельфлер и Нойнер смогли сбежать и привести подмогу. Жаль, я думал, они тоже испарились.

– Леди Адалинда. По законам Арбализеи за предательство тебя привяжут к кресту вверх ногами, вскроют шейные вены и будут бить в живот, пока не вытечет вся кровь, а потом труп четвертуют, сожгут и развеют над морем. Я с удовольствием на это посмотрю.

– И сама в нетерпении жду этого захватывающего действа, – с улыбкой в голосе ответила бруха, глядя на мое чудовищное воплощение, – однако потеха ждет, пока не завершены дела. Грюммель, тебе не очень больно?