Натянутая паутина. Том 2

– Боюсь, мой друг, – улыбка сама выползла на лицо, – я и так злоупотребил твоим гостеприимством. К тому же есть неотложные дела. Скоро возобновится переговорный процесс.

– Что ж, понимаю. Надеюсь увидеть на завтрашней демонстрации все, на что способны ваши армодромы.

Отказавшись от поездки на стимере Зефа, мы добирались до посольства, меняя извозчиков одного за другим. Начинался еще один знойный солнечный день, а по улицам столицы к Фатикурею тянулись бесконечные вереницы верующих.

По прибытии в посольство отчет, составленный викарнами, ждал меня словно по заказу. Также я обнаружил, что лингвисты оперативно закончили полный перевод текста Авидаля Киренейского, посвященного апофеозу Кашешубана. Тратить время впустую не хотелось, так что я решил прочесть оба документа по дороге на восток города, однако мое отбытие замедлил визит из тени.

– Это ты, Симон?

– Да, хозяин, – отозвался демон, глядя на меня желтыми глазами.

– Что-то срочное?

– Не знаю, простите. Мне донесли, что ваш дом в Карилье посетил человек, тот старик, что живет по соседству. Он настаивал, что должен встретиться с вами как можно скорее и что это важно. Мои сородичи проследили за ним, старик вернулся в свой дом, ходит из стороны в сторону и пьет алкоголь.

– Не одно, так другое. Хм, человека его выдержки трудно так разволновать. Ну что ж, все равно по пути. Молодец, что проявил инициативу, ступай.

– Служу.

Так как Адольфа все еще исследовали наши маги и мистики, пришлось взять одного из шоферов-разведчиков и отправиться домой с ним.

Пока «Гаррираз» пробирался по раскаленным, запруженным народом улицам Арадона, я сосредоточенно читал. С донесением Форхафа удалось разделаться быстро, мои догадки подтверждались: в Сиреневом Саду творился фестиваль религиозного мракобесия под видом вселенской панихиды. Паломники, нищие, калеки и прочие страждущие, наводнившие владения церкви, возносили молитвы за упокой души своего понтифика, а тем временем среди них тут и там проповедовал Томаз эл’Мор. Этот тэнкрис обладал столь великим даром проповедника, что после встречи с ним верующие словно наполнялись внутренним светом и начинали смотреть на калеку как на живого святого.

– Сукин сын.

– Хозяин?

– Томаз эл’Мор готовится стать самым молодым великим теогонистом в истории Зильбетантизма. Уверен, это он помог старику отойти в Шелан после нашего с тем разговора. Все это очень плохо для нас кончится.

– Потому что санктуриарх каким-то образом связан с борьбой за сердце Дракона Времени, а мы не знаем, что за цели он преследует.

– Из всех игроков, вступивших в борьбу, он – самая темная лошадка. Одни лишь чудеса, которые он творит… у меня очень скверная гипотеза относительно них. Причем скверная она не потому, что может оказаться ложной, а наоборот – потому что может подтвердиться. Магией он не пользуется, а его Голос нам известен – санктуриарх способен преодолевать силу земного тяготения. Остается только это… Выбор конклава санктуриархов предопределен, новым великим теогонистом станет калека-чудотворец.

Отложив доклад Форхафа, я приступил к изучению перевода и вскоре убедился, что ничего нового в тексте не содержалось. Работа Авидаля Киренейского повествовала о ду-хаса Кашешубане, мифическом герое своего народа, который на заре времен – по версии ду-хаса – пытался вырвать мир из лап темноты, – скорее всего, подразумевалась именно Темнота, – для чего, ни много ни мало, решил выковать из лепестков огня солнце. Да-да, Кашешубан придумал саму концепцию небесного светила.

Раз за разом герой водружал свое яркое творение на небосвод, и раз за разом Темнота пожирала его, потешаясь над бесплодными попытками. Сколько бы раз Кашешубан ни выковывал новое солнце ярче и горячее предыдущего, Темнота проглатывала его, но герой не сдавался и продолжал ковать. Наконец, водрузив на небо самое большое и яркое из всех своих солнц, которое осветило весь мир, Кашешубан уверовал, что достиг цели, что победил, однако триумф его был недолгим. Стоя на вершине горы во вновь опустившейся бесконечной ночи, герой слышал завывание ветров и плач своего народа. Тогда-то его и посетило откровение.

Кашешубан понял, что может ковать солнца вечно, но срок его творениям будет отмерен короткий, однако ничто и никогда не станет пылать ярче и горячее его духа. Тогда он разверз свою грудь и вынул из нее сердце. Будучи водруженным на небосвод, оно воспылало так ярко, что на него нельзя было взглянуть, и даже сама Темнота не смогла его поглотить. Герой, бросив последний взгляд на свою победу, стал падать с вершины в пропасть, он был счастлив и не боялся забвения, однако погибнуть ему не дали. Благодарный народ ду-хаса воспел Кашешубану благодарственную песнь, и тот на золотых крыльях поднялся обратно, чтобы соединиться с новорожденным солнцем. Так Кашешубан пережил свой апофеоз, то есть стал богом.

– Теперь понятно.

– Что понятно, хозяин?

– Почему эта книга интересовала старика эл’Рая. Мы имеем дело не просто с носителем мании величия в термальной стадии, нет, он по-настоящему безумен.

– Кто, хозяин?