В следующий момент у него было более чем достаточно поводов для размышления. Происходящее в общем-то и впрямь смахивало на быстрое наступление. Здесь основная мысль, по-видимому, состояла в том, что если бежать достаточно быстро, то у тебя есть шанс не упасть. Три взвода Пятой роты («Аскетизм и усердие») неслись вниз по горе как беспечные, расшалившиеся дети, подпрыгивая и подскакивая, мчась и поскальзываясь, и все это среди мертвой, жуткой тишины, весьма пугающей. Им грозила вполне реальная опасность; если бы человек внезапно остановился (что было вряд ли возможно), то почти наверняка кто-нибудь налетел бы на него сзади и проткнул насквозь острием своей алебарды. Понимая это, каждый пытался бежать быстрее, так что весь отряд набирал скорость, несясь вперед, словно камнепад с горы, — сто пятьдесят солдат, опасаясь друг друга, убегают от своих же товарищей прямо в руки врага. К тому времени как земля у них под ногами начала выравниваться и впереди из тумана показались первые дома, алебардщики, подскакивая в грязи, словно плоские камешки по воде, развили такую скорость, о которой не могли мечтать даже атлеты.
Вдруг перед ним — словно враждебное животное встало на дыбы — что-то выросло, какой-то длинный дом, скорее даже лачуга, и он мчался прямо на нее. Джуифрез попытался уклониться, но зацепился за угол и почувствовал, как удар вышиб из него весь воздух. Ноги подкосились, и он грохнулся на спину, ударившись затылком о землю, хотел крикнуть, но не смог. Магистр Джуифрез услышал, как где-то в тумане перед ним заголосила женщина, и увидел своих солдат, бегущих мимо с алебардами наперевес и совершенно беспорядочно. Опять раздались вопли и звон, как будто кто-то бросил охапку металлического лома, а затем первый крик боли, а не ужаса. Наверное, несчастный случай; алебардщик, держа оружие на изготовку, наткнулся на кого-то, простое столкновение, как две повозки наскакивают одна на другую туманным утром на углу улицы. Судорожно пытаясь вдохнуть, магистр Джуифрез услышал одного из своих сержантов, отдающего приказания, — он не разобрал слов, но узнал интонации: строиться, выровнять шеренги, на караул. Еще вопль, совсем близко. Контакт с врагом установлен.
Магистр Джуифрез с трудом сел и заставил себя дышать; этот рефлекс, похоже, из него вышибло, и ему надо было отдавать команды организму, чтобы наполнять воздухом и опустошать легкие. Алебарда наверняка где-то здесь… вот она, скользкая от грязи и неприятная на ощупь, словно нечто мертвое, выуженное из реки. Он подтянул алебарду к себе и с ее помощью сел прямее; колени слабые, дыхание затруднено, боли пока нет, но только благодаря шоку. Как только он сделал осторожный вдох, в тумане перед ним возникла какая-то фигура, высокий мужчина, не солдат, не воин Пятой роты. Инстинкт, который сложил с себя ответственность за дыхание, заставил его нацелить алебарду и нанести удар. Человек так и остался стоять. Острие пронзило насквозь тело, пока лезвие секиры не уперлось в него.
Он, похоже, удивлен. Чему он удивляется? Неужели не знает, что идет война?
Мужчина схватился обеими руками за древко алебарды, открыл рот, чтобы что-то сказать, умер и упал, аккуратно соскользнув с острия алебарды. У него не было никакого оружия. И тогда Джуифрезу пришла в голову мысль:
Мимо бежала женщина, не замечая его. Магистр Джуифрез наклонился и схватил ее за руку, так что она развернулась и упала на его плечо. У нее был совершенно обескураженный вид.
— Эта деревня, — спросил он, — как она называется? — Женщина глянула на него так, словно перед ней был жуткий сказочный зверь.
— Примен. Это Примен. — Джуифрез поморщился.
— Ты уверена?
— Конечно, уверена. Я тут живу.
— Проклятие, — сказал Джуифрез и отпустил ее руку; ни один кролик не сумел бы убежать быстрее. — Черт возьми, — прошептал он, — не та деревня. Это наши люди, верные подданные Фонда. Какой абсурд.
Он передохнул, собрался с силами, убедился, что дышит ровно, поднялся на ноги; потом сделал глубокий вдох и прокричал команду о прекращении атаки. Как раз в этот момент из тумана вынырнул человек и огрел его по голове табуреткой.