Натиск на Закат

УГОВОР ДОРОЖЕ ДЕНЕГ или PATTI CHIARI ED AMICIZIA LUNGA

Глядя одним глазом на перспективу площади с нелепой скульптурой быка, лошадьми, рабами и прочим скотом, выставленным на продажу, Алесь потрогал тыльной стороной ладони правый глаз, заплывший после драки с разъярённой сворой степняков, от которых он пытался бежать. Ещё раз осмотрел своё тело в гематомах и ноги, уже сутки как закованные в кандалы. Хламиду хазары-продавцы с него сорвали, чтобы потенциальные покупатели могли видеть рельефную мускулатуру человека изрядной силы, и Алесь чувствовал, что вот-вот его хватит тепловой удар под нещадно палящим солнцем. Продажи рабов и рабынь шли бойко, и к полудню почти все радимичи, привезённые хазарами, покинули площадь вслед за новыми хозяевами. Никто не хотел покупать избитого и строптивого раба, по-волчьи взирающего на каждого проходящего ромея. Ему всё-таки позволили сидеть, и, провожая взглядом радимичей, уводимых в вечное рабство, он кивал им, прощаясь.

Почти три месяца он прожил в их селище. А на селищенских мужиков — точь-в-точь как у Некрасова — «из лесу вышел; был сильный мороз». Обогрели, накормили, разместили у вдовушки. Чужого к чужой подселили. Вдовушка, родом из полян, часто говаривала с ним на её родном диалекте. А поначалу, пока не уяснила, что совсем не люба молодому парню, доставала и дразнила его похотливыми взглядами и речами. Помогал ей по хозяйству, а кузнецу в кузне. От скудости и убожества бытия селищенских иногда хотелось выть. Отдушиной была тяжёлая работа с кузнецом и главой селища Радимом или бег по тропинке вдоль реки, изматывающий и бесцельный, как и вся его нынешняя жизнь. Под родным небом на родной земле всё было чуждым. Новизна впечатлений не радовала, а угнетала. Вслушивался в наречие радимичей, пытался строить планы. Вплоть до той роковой ночи, когда налетели степняки, что хуже татей, повязали всех молодых и здоровых, да порубили стариков и малых деток. Алеся повязали первым: развалюха его хозяйки была на краю селища…

На жаре не возникало ни единой мысли; лишь лихорадочные воспоминания иссушали мозг, и два желания искушали душу: он бы лёг, чтобы на какое-то мгновение успокоить боль от сотрясения мозга, но, испытав утром хлёсткий удар кнутом, более не пытался прилечь; он бы выпил море воды, но в полдень, когда принесли долгожданный кувшин для рабов, три глотка, хоть и больших, не утолили жажду.

Рано утром мимо него прошли два бородатых монаха в чёрных рясах, и один из них задержался на мгновение рядом с ним. Те же двое теперь возвращались и уже никуда не спешили, а посматривали на девушек-рабынь. Алесь усмехнулся, когда прихрамывающий монах, опершись одной рукой на трость, охватил другой пятернёй грудь молодой рабыни и потискал её. Усмешка отозвалась болью, и его голова поникла от ощущений полного бессилия и тяжести. Взглянул на кандалы. В голове всплыл жгучий вопрос, звучавший время от времени как рефрен или как выражение эмоции: «На хрена поехал на рыбалку?»

А поехал он на рыбалку с соседями по дому после размолвки с женой, совершенно подавленный несуразной ситуацией, в которой оказался из-за пьянства, и удрученный словами Насти из её письма, начертанными в праведном гневе о его «ни с чем не сообразной наглости спать с быдлом во время медового месяца». Ехал в машине соседа, размышлял о Насте, дорогой жене, и думал, что вернётся, поговорит с ней, и всё между ними образуется, и, подыскивая ласковые слова, твердил про себя: «Не виноват я, Настенька!» В дороге, в мрачном настроении взирая на непрерывную череду пейзажей Северной Руси, успокоительно-притягательных для его истерзанной души как скромностью, так и первыми признаками осени, сочинил стих: и как ночи осенние наступает, хоть плачь, полоса невезения, полоса неудач… Стих, впрочем, дрянной, но под стать его внутреннему состоянию. Отвлекал себя праздными розмыслами, сравнивал мелькающие пейзажи с новгородскими. Будучи ещё школяром, ездил с родителями в Новгород. Унылая там застройка. Скудные там земли. На фоне этой унылости и скудости — великий средневековый город. Мама с гордостью во взоре водила сына, показывала и сказывала о предках.

Эх мама! Не знаешь, дорогая, как твоего единственного угораздило вляпаться в историю… История фиговая? Да нет же! Подставьте иное определение из непечатных!